Генерал космической верфи

   

    Недавно закончившийся ХХ век был ознаменован множеством научно-технических новшеств, которые коренным образом изменили жизнь как отдельных людей, так и всей земной цивилизации. При этом самыми выдающимися достижениями минувшего столетия большинство специалистов называют три: разработку электронно-вычислительных (кибернетических) устройств, практическое освоение ядерной энергией и создание космических ракет. В свете этого нельзя не признать, что Самаре и ее жителям в ХХ веке очень повезло. Начиная с 50-х годов десятки тысяч наших земляков включились в громадную работу по созданию принципиально новой - ракетной техники, что в итоге и привело к распространению деятельности человека за пределы планеты Земля. Однако информация о создании в нашем городе предприятий ракетно-космического комплекса начали рассекречиваться относительно недавно. Некоторые из этих материалов, в частности, подробности биографии легендарного конструктора Дмитрия Ильича Козлова, мы предлагаем вниманию наших читателей.

   

    «Создать средство доставки атомного заряда»

   

    Как известно, 16 июля 1945 года США провели первые успешные испытания ядерного устройства на полигоне в штате Нью-Мексико, а 6 августа того же года американская атомная бомба была сброшена на японский город Хиросиму. Почти сразу же после этого заокеанские «ястребы» начали разрабатывать совершенно секретный план «Дропшот», предусматривавший уничтожение СССР с помощью нескольких сотен атомных зарядов. Их доставку на место сброса предполагалось осуществлять с помощью стратегических бомбардировщиков, для их размещения у границ СССР быстрыми темпами стала создаваться мощная сеть американских военных баз. После того, как с материалов о проекте «Дропшот» не так давно был снят гриф секретности, весь мир узнал, что начать ядерную войну против Советского Союза правительство США собиралось уже в течение 1950-1952 годов. При этом на Москву и Ленинград предполагалась сбросить до 10 атомных бомб, а на крупные промышленные центры нашей страны, в том числе и на Куйбышев, - по 6-8 таких бомб.

    Благодаря работе нашей внешней разведки высшее руководство СССР было детально осведомлено об этих чудовищных планах. Сразу же после атомной бомбардировки японских городов в СССР резко активизировали работу ученых-ядерщиков под руководством И.В. Курчатова, что в 1949 году завершилось созданием советской атомной бомбы. Но еще раньше стало ясно, что для успешного противодействия американской ядерной угрозе необходимо в кратчайшие сроки создать также и эффективное средство доставки супербомбы в любую точку земного шара.

    Из рассекреченных источников ныне можно узнать, что в начале 1946 года в высших руководящих кругах СССР шел активный спор о том, на каких технических средствах доставки ядерного заряда следует сделать первоочередной акцент: на авиационных или ракетных. В итоге победила последняя точка зрения, после чего И.В. Сталиным в мае 1946 года было подписано совершенно секретное постановление о начале работ по созданию образцов ракетной техники, необходимых для нужд обороны страны. Тот же документ для выполнения и координации этих работ предусматривал и создание головного научно-исследовательского института в структуре Министерства вооружений СССР. Базой для такого НИИ стал опытный завод N 88, что располагался в небольшом подмосковном городке Подлипки (ныне город Королев). Здесь летом 1946 года и был открыт этот институт, получивший название «НИИ-88». А уже в августе приказом министра вооружений СССР Д.Ф. Устинова в составе головного НИИ были образованы тематические отделы. Начальником отдела N 3 и Главным конструктором баллистических ракет тогда же был назначен С.П. Королев.

    В 30-х годах он занимал ответственный пост в Ракетном научно-исследовательском институте (РНИИ), но в 1938 году был осужден по 58-й статье и в течение нескольких лет отбывал срок в колымских лагерях. Затем Королев работал в казанской «шарашке» под руководством А.Н. Туполева, а в июле 1944 года получил помилование, после чего и был направлен «на работу по специальности». С февраля 1945 года, после начала освобождения Германии от фашистов, Королев регулярно посещал немецкие заводы, где выпускались ракеты Фау-1 и Фау-2.

    Однако начать по-настоящему широкомасштабное их исследование Сергею Павловичу удалось только после принятия упомянутого выше правительственного постановления. Для развертывания работ по немецким ракетам Королеву понадобились молодые и талантливые инженеры, на которых будущий главный конструктор тогда же подал заявку своему руководству. В итоге уже в конце мая 1946 года в НИИ-88 прибыла группа выпускников Ленинградского военно-механического института (сейчас он носит имя Д.Ф. Устинова). Среди них был и невысокий молодой человек, у которого на месте левой руки в карман пиджака был заправлен пустой рукав - результат тяжелого ранения на Ленинградском фронте. Этого инженера звали Дмитрий Козлов. Всего через десять лет после своего знакомства с Королевым он станет ведущим конструктором Р-7 - самого знаменитого ракетного изделия ХХ века.

   

    «Задача - изучить немецкие ракеты»

   

    Если перечислять все нынешние официальные титулы Дмитрия Ильича Козлова, то они займут целую газетную полосу. Поэтому мы назовем лишь самые значимые: дважды Герой Социалистического Труда, кавалер четырех Орденов Ленина, а также множества других орденов и медалей. Кроме того, он Заслуженный работник промышленности СССР, Заслуженный деятель науки и техники РФ, доктор технических наук, профессор, член-корреспондент РАН, автор более чем 200 научный трудов и изобретений, лауреат Ленинской премии, двух Государственных премий СССР, Государственной премии РФ в области науки и техники, почетный гражданин городов Самары и Тихорецка. До недавнего времени Д.И. Козлов занимал пост генерального директора - генерального конструктора Самарского государственного научно-производственного ракетно-космического центра «ЦСКБ-Прогресс».

    Он родился 1 октября 1919 года в городе Тихорецке Краснодарского края, в семье работников железной дороги. Кроме Димы, у его родителей было еще два сына - Николай и Владимир, которые, к сожалению, погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Поскольку отца-железнодорожника по служебной необходимости много раз переводили в разные города Северного Кавказа, Дмитрий сменил несколько школ. Обучение в старших классах у него прошло в городе Грозном, где, помимо прочих предметов, Дмитрий изучал и чеченский язык. По его словам, речь чеченцев он неплохо понимает до сих пор...

    В августе 1941 года Козлов, который в то время окончил четвертый курс обучения в Ленинградском военно-механическом институте, был призван в ряды народного ополчения. В звании рядового пехоты он прошел половину войны, пока в 1943 году ему после окончания курсов не вручили погоны лейтенанта. Как уже было сказано, в 1944 году, то есть уже после снятия Ленинградской блокады, Козлов получил тяжелое ранение под Выборгом - во время атаки ему осколком мины оторвало левую руку. В конце 1945 года он наконец-то защитил институтский диплом, но тут же вся группа выпускников-артиллеристов получила секретный приказ: продолжить обучение на только что созданных четырехмесячных курсах инженеров-ракетчиков. После их завершения всю группу (18 человек) направили на секретный завод N 88. А уже в июне того же года Козлов вместе с другими специалистами его профиля получили специальное правительственное задание: срочно отправиться в Тюрингию, в самый центр только что разгромленной Германии. Здесь находились секретные подземные заводы, где немцы выпускали ракеты Фау-1 и Фау-2, которыми они обстреливали Лондон. Правда, первыми в Тюрингию вступили американцы, но затем, при разделе Германии, эта немецкая земля отошла к советской оккупационной зоне.

    - Американцы на немецких заводах пробыли немногим более месяца, - вспоминает Дмитрий Ильич, - однако они за это время сумели вывезти оттуда почти хотели. Нам достались лишь остатки заводского и лабораторного оборудования. Несмотря на эти обстоятельства, после тщательного обследования заводов нашей группе все же удалось отыскать довольно много различных металлических деталей и фрагментов конструкций Фау, а также некоторую документацию.

    Сергея Павловича Королева я впервые увидел, когда в июле 1946 года мы, молодые инженеры, приехали в местечко Блейхероде, что в Тюрингии. Он тогда еще не был главным конструктором, на эту должность его назначили позже. Никакого особенного впечатления он на нас тогда не произвел. Это был ничем не приметный мужчина в военной форме с погонами полковника, который пригласил нас в одну из комнат, усадил на стулья, представился и сказал, что он руководит всеми работами по изучению немецкой ракеты Фау-2. Главной нашей задачей, объяснил Королев, сейчас будут поиски всех уцелевших фрагментов ракеты и оставшейся технической документации, и это является очень ответственной работой государственного значения. Что-то уже найдено, сказал Сергей Павлович, и все это требует осмотра и исследования.

    Мы сразу же занялись изучением этих материалов, разделившись на группы. Часть наших инженеров осталась в Блейхероде, но большинство поехало на другие ракетные заводы, в том числе в городок Нордхаузен, на ракетный полигон в Пенемюнде и так далее. Меня же включили в группу, которая работала на заводе общей сборки ракет в Нордхаузене, где мне в основном приходилось заниматься восстановлением всего комплекта документации по ракете Фау-2.

   

    «Я хотел быть моряком...»

   

    Как мы уже рассказывали в марте, будущий заместитель Главного конструктора ОКБ-1 Дмитрий Ильич Козлов родился 1 октября 1919 году в городе Тихорецке Краснодарского края. Его отец, Илья Федорович Козлов, работал плотником в железнодорожном депо здешней станции, а мать Анна Владимировна всю жизнь была домохозяйкой. Родители происходили из старинных казачьих родов станицы Новорождественской, что и по сей день находится неподалеку от Тихорецка. У Дмитрия было два младших брата: среднего звали Николаем, а самого младшего - Владимиром.

    - Здесь же, в Тихорецке, в возрасте семи лет я поступил в школу, где проучился четыре года, - вспоминает Дмитрий Ильич. - Но вскоре отца избрали секретарем партбюро железнодорожного депо, несмотря на не слишком значительное образование, а в 1930 году по партийной линии выдвинули на должность секретаря партбюро узловой станции, что находилась во Владикавказе (в то время - Дзауджикау, позже - город Орджоникидзе). Впоследствии отца еще не раз переводили то в один, то в другой город Северного Кавказа, так что я поучился и в Грозном, и в Новороссийске, а последний десятый класс заканчивал в Пятигорске в 1937 году. После этого отца снова направили в Грозный, так что мои братья завершали свое среднее образование в этом городе.

    К сожалению, Николай и Владимир погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Сам же Дмитрий Ильич Козлов, как уже было сказано, тоже прошел через все четыре военных года, несколько раз был ранен, потерял на фронте левую руку, но остался жив. Об этом чуть ниже, а тогда, в конце 30-х годов, ему предстоял выбор дальнейшего жизненного пути после окончания школы. Об этом моменте Козлов рассказывает так:

    - Когда я со своей семьей некоторое время жил в Новороссийске, то не раз видел черноморских моряков и военные корабли. Наверное, именно поэтому после школы я вместе с одним из моих приятелей решил поступать в Высшее военно-морское училище имени М.В. Фрунзе в Ленинграде. Мы отправили туда свои документы, и вскоре нам прислали приглашения и даже бесплатные билеты для проезда в город на Неве. В итоге моего одноклассника приняли в это училище, а мне отказали по причине развившейся у меня уже тогда сильной близорукости. Конечно же, своему другу я страшно завидовал, но поделать ничего было нельзя.

    И вот когда после приговора медицинской комиссии я в прескверном настроении ходил по городским улицам, мне на глаза вдруг попалась табличка с надписью «Ленинградский военно-механический институт» (сейчас он носит имя Д.Ф. Устинова). Раз институт военно-механический - значит речь идет о какой-то военной технике, подумал я. Мне это подходит! В итоге я подал сюда документы, успешно сдал экзамены, и меня приняли на первый курс. Уже осенью 1937 года началась моя учеба в этом институте. А начало Великой Отечественной войны я встретил уже при завершении предпоследнего, четвертого курса, когда мы проходили практику на одном из предприятий Тулы. 28 июня 1941 года мы вернулись в Ленинград, а 1 июля пять человек из нашей группы, в том числе и я, подали заявление о вступлении добровольцами во вторую ленинградскую дивизию народного ополчения.

   

    «Дорога жизни»

   

    10 июля ополченцев доставили на знаменитый Лужский рубеж, что в 120 километрах южнее Ленинграда. Почти сразу же Дмитрий Козлов получил первое боевое крещение, потому что прямо на них тем же вечером высадился немецкий десант. Буквально под огнем противника ополченцам раздали винтовки и патроны. В итоге необстрелянные солдаты, понеся большие потери, смогли оказать врагу достойное сопротивление, и атака фашистов была отбита. Из того боя Д. Козлов вышел без единой царапины, но 10 августа он все же получил свое первое ранение. Почти месяц пролежал в госпитале, выписался только 3 сентября. В тот же день по направлению горвоенкомата рядовой Д. Козлов был переведен в четвертую роту, которая в поселке Кобона на берегу Ладожского озера разгружала пароходы с прибывавшими сюда грузами из Ленинграда. В расположение этой части он прибыл через два дня, а уже 8 сентября вокруг города на Неве замкнулось кольцо немецкой блокады. Обратные рейсы в северную столицу уходили с продовольствием, медикаментами и прочими грузами, жизненно необходимыми для блокадного города. Именно из Кобоны в ноябре 1941 года в Ленинград пролегла одна из трасс знаменитой ледовой «Дороги жизни».

    Как сейчас вспоминает Дмитрий Ильич, отправить автомашины из Кобоны в Ленинград впервые пробовали еще 19 ноября 1941 года, но эта попытка закончилась трагедией. Сам он тогда остался в живых лишь благодаря случайному стечению обстоятельств. Разведгруппа доложила командованию фронтом, что лед на Ладожском озере уже достаточно окреп. Было загружено десять автомашин ящиками и мешками с продовольствием. В состав группы сопровождения колонны включили и отделение, в котором служил Дмитрий Козлов. Однако в тот момент, когда машины уже тронулись, он вдруг вспомнил, что забыл в казарме какую-то важную вещь. Крикнув бойцам, что догонит их сейчас, Козлов заскочил в помещение, схватил тот злополучный предмет (какой - он уже не помнит) и выбежал обратно. И тут его глазам предстала страшная картина: за считанные секунды вся колонна машин провалилась под лед. К образовавшейся огромной полынье тут же бросились все, кто оказался свидетелем трагедии, однако из ледяной воды удалось вытащить лишь двух-трех человек - тех, кто успел прыгнуть за борт...

    Эта неудачная попытка заставило командование Волховским фронтом отложить отправку автоколонн по льду Ладожского озера на десять дней. Примерно в то же время в Кобону стали прибывать и ленинградцы, которых вывозили по озерному льду из блокадного города. Обратно в Ленинград по «Дороге жизни» шло продовольствие, погрузкой которого продолжала заниматься четвертая рота.

    Все это время Дмитрий Козлов по-прежнему оставался рядовым пехоты. Только в ноябре 1943 года он окончил курсы лейтенантов, и был направлен на должность командира взвода в 71-ю отдельную морскую стрелковую бригаду, которая дислоцировалась на Ораниенбаумском плацдарме. А 24 января 1944 года весь Ленинградский фронт перешел в наступление, в результате чего фашисты оказались отброшены на сотни километров от берегов Невы и Ладожского озера. Тем самым была снята 900-дневная блокада с Ленинграда. Во время этого наступления лейтенант Д. Козлов получил свое второе фронтовое ранение: осколок немецкой мины попал ему в спину всего лишь в нескольких сантиметрах от позвоночника. В госпитале он пролежал до середины мая, после чего получил назначение на должность командира взвода в составе 90-й стрелковой дивизии, что дислоцировалась севернее города на Неве. Наступление Ленинградского фронта на этом участке началось 10 июня 1944 года, в результате чего была прорвана знаменитая линия Маннергейма и 20 июня освобожден от врага город-крепость Выборг.

    - Как раз севернее Выборга 12 июля я и получил свое самое тяжелое фронтовое ранение, - вспоминает Дмитрий Ильич. - Во время наступления слева от меня разорвалась мина, и ее осколок раздробил мне кость предплечья, почти целиком оторвав левую руку. В горячке боя я даже не потерял сознания, более того - смог донести руку до медсанбата. В тот же день в госпитале мне ампутировали ее раздробленные остатки, и в течение двух месяцев я находился в Ленинграде на излечении. В сентябре 1944 года я получил документы о демобилизации по причине тяжелого ранения и смог поехать к своим родителям, которые с самого начала войны по-прежнему жили в Грозном.

   

    «Ракетчиком я стал по воле обстоятельств...»

   

    Здесь можно попытаться ответить на вопрос, который в разные годы Д.И. Козлову задавали не раз. Как получилось, что парень из маленького провинциального городка оказался в числе тех немногих людей, которые занялись разработкой одного из самых секретных видов техники, мало того - возглавил одно из самых важных направлений? Сам Д.И. Козлов на это отвечает, что вопреки распространенному мнению в юности он не мечтал ни о звездах, ни о полетах в стратосферу, ни даже об авиации. Что касается вуза, в котором он учился, то это заведение, как мы знаем, готовило инженеров-артиллеристов и к ракетной технике прямого отношения вроде бы не имело. Стать же ракетчиком Дмитрию Ильичу, по его собственным словам, пришлось по стечению обстоятельств и даже вопреки собственному желанию. Но теперь мы знаем, что это был как раз тот случай, когда крайне необходимый нашему народу и государству человек оказался в нужное время в нужном месте...

    Весной 1945 года военно-механический институт вернулся в Ленинград из эвакуации в Пермь, и Козлов тогда же смог завершить в нем свое обучение. Дипломный проект о разработке нового типа взрывателя для артиллерийских снарядов он защитил 25 декабря 1945 года, а его специальность, записанная в дипломе, в силу секретности называлась просто: «Инженер-механик». Однако после окончания учебы в институте он и другие молодые специалисты его курса (всего 18 человек) вместо распределения были направлены на дополнительные четырехмесячные курсы. Перед этим новоиспеченным инженерам объяснили, что теперь из них будут готовить специалистов по разработке принципиально новой военной техники.

    Какой именно техники - не сказали. Лишь позже Д. Козлов и его сокурсники выяснили, что такой же приказ в то время поступил и в отношении выпускников некоторых других военно-технических вузов страны. Сейчас известно, что на этот счет было указание «с самого верха». Как раз к моменту окончания Д. Козловым тех самых курсов И.В. Сталиным было подписано совершенно секретное постановление Совета министров СССР № 1017-419сс от 13 мая 1946 года «Вопросы реактивного вооружения». Согласно этому документу в стране создавался Специальный комитет по реактивной технике при Совете министров СССР под председательством Г.М. Маленкова. Новой организации сразу же был передан ряд оборонных предприятий по всей стране. Как раз на эти заводы после окончания специальных курсов и были направлены десятки выпускников военно-технических вузов страны.

    - Лишь в мае 1946 года мы, 18 слушателей курсов, наконец-то получили новые назначения, - вспоминает о том времени Д.И. Козлов. - Всех нас направили в небольшой подмосковный городок Подлипки (впоследствии - Калининград, а ныне - Королев), где в то время располагался 88-й артиллерийский завод. Собственно, завод - это для того времени громко сказано. В самом начале войны все его оборудование было эвакуировано на восток, так что в 1946 году нам, приехавшим на завод инженерам, открылись только голые стены цехов и пустые кабинеты служащих...

    На место назначения я прибыл уже вместе со своей молодой женой Зоей Васильевной, с которой я до этого был давно знаком, потому что мы учились в одном институте. Регистрация брака у нас состоялась 23 февраля 1946 года, а уже через несколько дней мы вселились в отличную трехкомнатную квартиру совсем недалеко от нашего института. Но когда мы узнали о своем назначении, то поначалу категорически отказывались уезжать из этой квартиры в явное захолустье, где в лучшем случае нам могли предоставить комнату в общежитии. Однако уже через два дня мне вдруг принесли грозную телеграмму за подписью самого министра вооружений СССР Д.Ф. Устинова. Текст ее гласил: «Если вы в трехдневный срок не явитесь к месту своего назначения, то будем считать вас трудовым дезертиром со всеми вытекающими отсюда последствиями». И нам с Зоей пришлось ехать в Подлипки...

    Первое время на 88-м заводе мы занимались организационными работами: доставали и привозили на предприятие оборудование, материалы, мебель для кабинетов и так далее. Однако в середине июля 1946 года из Москвы на имя начальника нашего КБ поступила правительственная телеграмма: группу сотрудников срочно направить в командировку в Германию. Мы тогда еще не знали, что нам придется изучать остатки оборудования секретных лабораторий и предприятий в Тюрингии, где в годы войны под руководством знаменитого конструктора Вернера фон Брауна шли разработки боевой ракеты «ФАУ».

    В Нордхаузене советские инженеры впервые увидели подземные сборочные цеха немецких ракетных заводов, которые представляли собой обширные галереи, вырубленные в твердых породах, и им, казалось, не было ни конца, ни края. Даже после того, как здесь успели основательно похозяйничать американцы, в цехах почти целиком сохранились станки и прочая производственная база предприятия, но металлических фрагментов ракет и чертежей остались совсем немного. Как вспоминает Д.И. Козлов, в Нордхаузене у советских специалистов было четкое разделение труда: часть сотрудников занималась исследованием «железа», а он по заданию С.П. Королева в основном искал и изучал техническую документацию. При этом ему не раз пришлось восстанавливать недостающие чертежи отдельных узлов Фау-2. В итоге к концу лета 1946 года наши инженеры из обнаруженного материала сумели собрать 10 полноценных ракет, которые в документах затем получили шифр «А-4». Это были целиком немецкие ракеты, на которых не стояло практически ни одной важной детали, изготовленной на советских заводах. Тогда же на специальном поезде все найденные материалы и восстановленные чертежи были отправлены в Подлипки.

    К тому времени на секретном ракетном производстве в Подлипках произошли серьезные структурные изменения. Уже через три дня после подписания упомянутого постановления СМ СССР «Вопросы реактивного вооружения» N 1017-419сс от 13 мая 1946 года в этом городке был создан головной научно-исследовательский институт для выполнения и координации всех работ по ракетной технике, получивший название НИИ-88. Завод N 88 стал при нем опытным производством. В августе 1946 года приказом министра вооружений СССР Д.Ф. Устинова в составе института были образованы тематические отделы. Начальником отдела N 3 НИИ-88 и Главным конструктором баллистических ракет тогда же стал С.П. Королев. Так было положено начало знаменитому «королевскому» конструкторскому бюро, которое в последующие годы сыграло выдающуюся роль в развитии ракетно-космической техники.

   

    «Мы жили в шалашах и палатках».

   

    Собранные немецкие ракеты А-4 затем испытывались на полигоне, но только для четырех из них эти испытания оказались удачными: остальные взорвались либо в воздухе, либо прямо на земле.

    Техническая справка: А-4 была одноступенчатой ракетой с максимальной дальностью полета 270 км и весом головной части 900 кг. Топливо ракеты состояло из спирта и чистого кислорода. Кроме топливных баков, ее несущим элементом был также металлический корпус, сильно утяжелявший всю конструкцию. Другим недостатком А-4 была ее полностью автономная система управления, включавшая в себя автомат стабилизации, исполнительными органами которого служили газовые рули, а также автомат управления дальностью и автомат управления взрывом. Поэтому контролировать полет ракеты А-4 с земли после ее старта уже было невозможно. Выявив все эти просчеты немецких конструкторов, наши специалисты затем учли их в своей дальнейшей работе.

    Правда, ракета Р-1, созданная коллективом под руководством С.П. Королева, во многом являлась аналогом ракеты А-4. Она тоже была одноступенчатой с максимальной дальностью полета 300 км и с тем же спирто-кислородным топливом. Испытания этого секретного изделия проводились на полигоне Капустин Яр. В то время это была совершенно пустынная местность в ста километрах южнее Волгограда, расположенная в междуречье Волги и Ахтубы, вблизи железнодорожной станции того же названия. В документах новый объект получил название ГЦП-4 (Государственный центральный полигон N 4). Официальной датой начала его деятельности считается 27 июля 1947 года, когда здесь состоялись первые ракетные пуски. В течение последующих нескольких лет в Капустином Яру проводились испытания ракет Р-1, Р-2, Р-5, Р-5М, Р-12, Р-14, РСД-10, РТ-1, РТ-2, РТ-15 и множества их модификаций.

    - Я оставался рядовым инженером-конструктором НИИ-88 вплоть до первых испытаний на полигоне Капустин Яр в 1947 году, - вспоминает Д.И. Козлов. - Только после их начала я был назначен старшим инженером. Помню, что первое время мы жили в этой степи в шалашах и палатках, в страшную жару, а воду нам привозили издалека на машине. Лишь годом позже в Капустином Яру построили испытательные корпуса, провели сюда водопровод и прочие коммуникации, а в Подлипках сформировали специальный поезд, в котором, наряду с вагонами для перевозки наших изделий, были также и места для размещения персонала. Когда этот поезд пригнали на полигон, мы стали в нем жить достаточно цивилизованно для того времени, чуть ли не со всеми удобствами.

    Здесь нужно добавить, что ракета Р-1 по итогам испытаний в Капустином Яру была признана удачной, и поэтому уже с 1948 года она стала изготовляться на опытном заводе при НИИ-88, а двигательная установка - в ОКБ-456 (Химки) под руководством В.П. Глушко. В 1950 году ракета Р-1 была принята на вооружение Советской Армии с присвоением ей индекса 8А11.

   

    «Я давал Королеву рекомендацию в партию...»

   

    - В печати порой встречаются высказывания, что Королев не раз бывал с подчиненными излишне жестким, даже грубым. Так ли это было на самом деле? - задаю я вопрос Д. И. Козлову.

    - Я тоже не раз читал в разных изданиях, что Королев часто повышал голос на людей, кричал на них, а за малейший проступок угрожал, что уволит из своего отдела, - говорит Дмитрий Ильич. - Конечно же, за долгие годы мне приходилось видеть его разным. Но при этом я отмечу, что за все время работы в должности Главного конструктора Сергей Павлович подписал лишь три приказа об объявлении выговоров сотрудникам за различные провинности, в первую очередь за невыполнение в срок того или иного важного задания. А вот приказов о строгих выговорах, а тем более об увольнениях им не издавалось ни разу. Да, конечно же, при разработке и изготовлении очередного изделия Королев, как руководитель, обычно принимал на себя всю ответственность за очень жесткие сроки выпуска нового вида продукции, а это исходило из оборонных интересов государства. Разумеется, после обозначения сроков он требовал их неукоснительного выполнения от каждого из подчиненных; как мы тогда говорили, и днем и ночью гнал нас по шпалам.

    В начале 50-х годов у С.П. Королева возникли серьезные проблемы в связи с его беспартийностью, поскольку из рядов коммунистической партии он был исключен еще в 1938 году в связи с арестом и осуждением по ст. 58 УК РСФСР. К моменту его назначения на должность Главного конструктора Сергей Павлович просто еще не мог восстановиться в партии: ведь он лишь незадолго до того освободился из мест заключения. Восстановление же Королева в рядах КПСС было производственной необходимостью: ведь в то время очень многие производственные вопросы решались в стенах райкомов и обкомов партии, а Королев в силу своей беспартийности туда не был вхож.

    - Его восстановление в рядах КПСС происходило на моих глазах и при моем непосредственном участии, - рассказывает Д.И. Козлов. - Дело в том, что еще в 1946 году меня избрали секретарем партбюро отдела N 3, который возглавлял С.П. Королев. Однако в течение нескольких лет даже сама постановка вопроса о приеме начальника отдела в партию встречала резкое сопротивление со стороны освобожденного секретаря парторганизации НИИ-88 Медкова. Ведь Королев в то время еще не был реабилитирован, и поэтому партийный руководитель высказывался категорически против членства в КПСС вчерашнего заключенного.

    Как секретарь парторганизации отдела для получения разрешения на прием С.П. Королева в партию я прошел немало высоких кабинетов, но окончательно этот вопрос удалось решить только на уровне отдела промышленности ЦК КПСС. Помню, как меня принял заведующий этим отделом Сербин, молча выслушал и сказал, что поскольку Королев помилован и ныне занимает очень ответственный пост в оборонном ведомстве, то он лично не видит никаких препятствий для его приема в партию. После этого я попросил завотделом разъяснить мне один щепетильный аспект проблемы: что следует говорить Королеву на партсобрании в ответ на вопросы о причинах его осуждения и многолетнего пребывания в лагерях. Сербин на секунду задумался, а потом сказал, что он лично разрешает Королеву не отвечать на этот вопрос в том случае, если его кто-нибудь задаст во время процедуры приема в партию.

    В результате в марте 1952 года решением собрания нашей первичной парторганизации Королев был принят кандидатом в члены КПСС, а 15 июля 1953 года состоялось партсобрание, где он уже отстаивал свое право быть полноценным коммунистом. Одну из рекомендаций ему давал я, а вторую - Юрий Александрович Победоносцев, который хорошо знал Сергея Павловича еще по совместной работе в ГИРДе и РНИИ. Собрание по приему С.П. Королева в партию проходило в зале, где работали конструкторы. Сергей Павлович, конечно же, волновался, и это было довольно заметно. Сначала он рассказал свою биографию, вскользь упомянув о том, что несколько лет был вынужден провести в колымских лагерях, а затем, оставаясь заключенным, работал в КБ под руководством А.Н. Туполева.

    Когда Королев закончил свое выступление, зал молчал. Тут слово взял Медков и спросил: «А за что конкретно вы были осуждены?» Королев нахмурился, а потом заявил, что ему разрешено на подобные вопросы не отвечать. Больше его никто не донимал. Тут встал я как секретарь первичной парторганизации, и спросил собравшихся, каково будет их мнение по поводу приема Сергея Павловича Королева в члены КПСС. Поступило лишь одно предложение - принять, которое после голосования оказалось единогласным. Медков, конечно же, еще раз выступил против приема, но поскольку он не был членом нашей «первички», то его мнение мы не приняли во внимание. Помню, что после этого партсобрания он проработал на 88-м заводе очень недолго, вскоре был снят со своей должности и переведен куда-то на менее ответственную работу.

   

    Долетели до Китая

   

    Следующим проектом, к разработке которого «королевский» отдел N 3 НИИ-88 приступил в 1948 году, стала ракета Р-2, которая тоже была одноступенчатой, но уже имела максимальную дальность полета 600 километров. Головную часть изделия, вес которой достигал 1000 кг, впервые в мире сделали отделяющейся. При создании Р-2 С.П. Королев отказался от многих неудачных инженерных решений, ранее использованных Вернером фон Брауном при создании его ракет Фау-1 и Фау-2 и затем сохраненных в ракетах А-4. В частности, несущей конструкцией для Р-2 стал уже не металлический корпус, сильно утяжелявший всю конструкцию, а топливные баки из алюминиевых сплавов, имевшие повышенную прочность. При этом с целью повышения точности в систему управления была введена аппаратура боковой радиокоррекции, за счет чего вероятное отклонение ракеты от цели теперь не превышало 8 км. Ничего подобного в мире тогда еще не существовало.

    Летную отработку этой ракеты в Капустином Яру НИИ-88 начал в октябре 1950 года, а в сентябре 1952 года прошли последние контрольные испытания Р-2 совместно с представителями Министерства обороны СССР. При этом из 14 запущенных в те дни ракет свою задачу выполнили 12. В результате уже в конце того же года ракета Р-2, которой был присвоен индекс 8Ж38, совместно с комплексом наземного оборудования была принята на вооружение Советской Армии.

    Кстати, здесь стоит вспомнить один факт, о котором до недавнего знали лишь специалисты. По решению высшего руководства СССР 6 декабря 1957 года Н.С. Хрущев подписал постановление правительства о безвозмездной передаче Китайской Народной Республике лицензии на производство ракеты Р-2, а также полного комплекта технической документации к ней. Группа советских специалистов тогда же выехала в Пекин, в результате чего уже 5 ноября 1960 года Китай смог запустить собственную баллистическую ракету. Кроме того, в 1962 году в КНР заработал завод по производству таких ракет, причем свыше 80 процентов средств на его строительство было выделено из советского бюджета. В годы правления Хрущева из факта сотрудничества СССР и КНР в сфере ракетных технологий не делалось особого секрета, но уже в конце 60-х годов, когда отношения между нашими странами сильно осложнились, о тех временах в Советском Союзе старались больше не вспоминать. Но в КНР о советских ракетных разработках не забывают и поныне: ведь именно с использованием наших технологий 40-летней давности Китаю не так давно удалось осуществить собственный пилотируемый космический полет.

   

    Новое изделие

   

    Тем временем в секретном ракетном институте происходили крупные структурные изменения. К концу 1949 года только в «королевском» отделе N 3 НИИ-88 уже работало 278 человек, управлять которыми Главному конструктору становилось все труднее. Поэтому 26 апреля 1950 года министр вооружения СССР Д.Ф. Устинов своим приказом разделил тематику существовавшего до этого СКБ НИИ-88 на две части. Тогда в институте было создано Особое конструкторское бюро N 1 (ОКБ-1) по разработке ракет дальнего действия и ОКБ-2 по разработке зенитных управляемых ракет (ЗУР). Начальником и главным конструктором ОКБ-1 был назначен С.П. Королев, его заместителями - В.П. Мишин и В.С. Будник.

    В дальнейшем тематика ЗУР практического выхода в НИИ-88 не получила, и потому в 1951 году ОКБ-2 передали в структуру Министерства авиационной промышленности СССР. А в ОКБ-1 в период с 1951 по 1956 годы были созданы новые образцы ракетной техники, не имевшие в тот момент аналогов в мире, из которых в первую очередь нужно назвать Р-5 и Р-11. При этом Р-11 в модификации Р-11А и Р-11ФМ стала первой в мире ракетой, запускаемой с подводной лодки. Что касается Р-5, то она еще на уровне проекта создавалась как ракета, способная нести ядерный заряд. Ведущим конструктором всех работ по этому изделию С.П. Королев назначил перспективного 32-летнего инженера Д.И. Козлова, который в ОКБ-1 к тому времени занимал должность начальника сектора.

    По воспоминаниям специалистов, Р-5 стала логическим продолжением эскизного проекта ракеты Р-3 с предполагаемой дальностью полета 3000 км, который в итоге практического воплощения так и не получил. В начале 50-х годов для более рационального использования материальных и человеческих ресурсов было решено вместо неудавшегося проекта Р-3 бросить все силы ОКБ-1 на разработку одноступенчатой ракеты Р-5 с дальностью полета до 1200 км, а для более значительных дистанций проектировать составные (многоступенчатые) ракеты, которые уже смогли бы преодолевать межконтинентальные расстояния.

    Эскизный проект Р-5, в технической документации получившей шифр 8А62, был подготовлен уже к октябрю 1951 года. Основу ее конструкции составляли несущие топливные баки, но в то же время для нее проектировался принципиально иной двигатель, который теперь должен был работать на кислороде и керосине. Как уже говорилось, в ее головной части теперь мог быть установлен не только обычный боевой заряд, но также и ядерное устройство. При этом для обеспечения нужной точности при увеличившейся дальности на Р-5 была установлена комбинированная аппаратура управления - как автономная, так и система радиокоррекции. Поэтому ракета теперь обеспечивала попадание в цель с отклонением не более 1, 5 км по дальности и 1, 25 км в боковом направлении. В сочетании с ядерным боезарядом мощностью до 300 килотонн такая точность позволяла эффективно поражать любые незащищенные объекты на громадных площадях. В течение 50-х годов Р-5 выпускалась в нескольких модификациях: 8А61, 8К51, 8К11, и некоторых других.

    Летные испытания Р-5 первого этапа были проведены на Государственном центральном полигоне N 4 (ГЦП-4) в Капустином Яре в марте-мае 1953 года. Второй их этап прошел здесь же в октябре-декабре 1953 года, а третий - с августа 1954 по февраль 1955 года. Весной 1953 года коллектив под руководством Д.И. Козлова в общей сложности провел около десятка пусков ракеты в различных вариантах оснащения, которые в целом были признаны успешными, хотя в ряде случаев отклонение ракеты от цели оказывалось недопустимо большим. Впоследствии Д.И. Козлов объяснял это фактами недоработками в системах управления. Еще у ракетчиков тогда были претензии к несущим металлоконструкциям ракеты, прочность которых в ряде случаев оказывалась на пределе. В дальнейшем все эти трудности конструкторами были успешно преодолены.

    Далеко не все пуски обходились и без происшествий. Во время испытаний одной из ракет, двигательная установка которой работала на керосине и азотной кислоте, произошел эпизод, который вполне мог закончиться трагически. Об этом случае Д.И. Козлов теперь вспоминает так:

    - В апреле 1953 году в ходе одного из пусков двигатели первой ступени ракеты сработали в нештатном режиме, из-за чего изделие только чуть-чуть приподнялось, а затем рухнуло снова на стартовый стол. Несколько инженеров, в том числе и я, сразу же побежали к ракете. Не дожидаясь, пока остынут ее основные узлы, мы все полезли внутрь конструкции, чтобы найти причину неполадок, из-за которых двигатели сработали не так, как нужно. Но едва мы приступили к осмотру, как из лопнувшего трубопровода неожиданно произошел выброс паров азотной кислоты, перегретых до высокой температуры. В разной степени досталось всем, а мне азотная кислота угодила прямо в лицо. Хорошо еще, что я уже тогда носил очки, которые и защитили глаза от прямого попадания в них ядовитой смеси. Поначалу в горячке происшествия я вроде бы ничего особенного не почувствовал: выскочил из ракеты и поспешил умыться холодной водой. Конечно же, на лице все равно появились следы от химического ожога, но уже через несколько дней они прошли, и лицо перестало болеть. Однако примерно через месяц я обнаружил, что мой левый глаз постепенно стал видеть все хуже и хуже - на него как бы наплывала темнота. Некоторое время я это терпел и никому о происходящем не говорил, но когда вскоре стал резко слепнуть и правый глаз, мне все же пришлось пойти к врачам. Конечно же, от медиков мне тогда досталось за то, что я обратился к ним слишком поздно. В итоге мне была сделана операция по пересадке хрусталиков на обоих глазах, которые у меня стоят до сих пор.

   

    Ракетно-ядерный щит страны

   

    Согласно постановлению Совета министров СССР от 10 апреля 1954 года на основе ракеты Р-5 была создана ее модификация - ракета Р-5М. При большей массе полезного груза (1300 кг против 1000 кг) она имела почти такую же «сухую» массу (4390 кг против 4030 кг). Общее улучшение параметров в сочетании с ростом удельной тяги двигателя с 206 до 219 секунд позволило ведущему конструктору увеличить дальность полета ракеты почти в пять раз по сравнению со «старушкой» Р-1 (максимальный по времени полет при испытаниях был 1350 км). Новый двигатель ракеты тоже был разработан в ОКБ-456 под руководством В.П. Глушко.

    Только в течение 1955 года группой Д.И. Козлова в Капустином Яру были произведены десятки успешных пусков ракеты Р-5М с обычной боевой нагрузкой, во время которых изделие раз за разом с высокой точностью поражало намеченную цель, находящуюся в 1200 километров от места старта. После этого Министерством обороны СССР было приняло решение об испытании ракеты Р-5М в варианте ее оснащения атомным зарядом. Такой пуск состоялся 20 февраля 1956 года, в дни работы исторического ХХ съезда КПСС, и завершился полным успехом. В ходе этого испытания ракета Р-5М с боевой ядерной головной частью мощностью 80 килотонн была запущена с площадки N 4Н полигона Капустин Яр, после чего, преодолев расстояние в 1200 км, взорвалась в заданной точке Приаральских Каракумов. Этот атомный взрыв зарегистрировали наблюдательные службы во многих странах мира. Тем самым СССР первым из всех ядерных государств начал создание собственного ракетно-ядерного щита, дающего гарантию надежной обороны от любого нападения извне.

    В том же году ракеты Р-5М стали развертываться на передовых рубежах в западной части СССР. Согласно секретным стратегическим планам того времени в случае внешнего нападения на СССР их предполагалось использовать против государств - членов НАТО, а также некоторых агрессивных стран Востока. Всего в течение 1956-1957 годов в западной части Советского Союза было установлено 48 таких ракет. В общей сложности Р-5М стояли на вооружении Советской Армии до 1961 года и впоследствии были заменены более эффективными ракетами Р-12.

    Родина достойно оценила вклад инженерно-технических специалистов в эту работу: в 1956 году за создание ракетно-ядерного щита страны, частью которого стал комплекс Р-5М, званий Героев Социалистического Труда были удостоены многие конструкторы и ведущие специалисты этой сферы. Среди них - С.П. Королев, В.П. Мишин, В.П. Глушко, В.П. Бармин, М.С. Рязанский, Н.А. Пилюгин, В.И. Кузнецов, Ю.Б. Харитон, Я.Б. Зельдович, А.Д. Сахаров, М.В. Келдыш. Ведущий конструктор изделия Р-5М Д.И. Козлов тогда же был награжден своим первым Ордена Ленина. Звание Героя Социалистического Труда у него еще было впереди...

   

    Дела семейные

   

    До середины 50-х годов ведущий конструктор космической техники Д.И. Козлов и члены его семьи в бытовом отношении жили более чем скромно. Впрочем, как и все инженеры того времени. Более года после переезда в Подлипки Дмитрий Ильич и Зоя Васильевна ютились в восьмиметровой комнате в заводском общежитии. Квартиру они получили лишь в середине 1947 года - после того как у них родился сын Владимир. Об этом Д.И. Козлов вспоминает так:

    - В начале 1947 года Зоя была уже на седьмом месяце беременности. Я считал, что в Подлипках после рождения ребенка у нее не будет нормальных условий для ухода за младенцем, поэтому в конце февраля 1947 года отправил ее к моим родителям в Грозный. Зоя уехала одна, поскольку из-за сильной загруженности работой я провожать ее не мог. А первого апреля я получил от родителей телеграмму, что сегодня у меня родился сын, которого назвали Владимиром. Я отправил им ответ в таком духе: мол, вы меня этой телеграммой не обманете, поскольку сегодня первое апреля, и я вам не верю. Мне тогда почему-то казалось, что в такой легкомысленный день мой ребенок родиться просто не может. Но на другой день пришлось все-таки поверить, поскольку из Грозного пришло подтверждение на вчерашнюю телеграмму.

    Зоя Васильевна прожила в Грозном до начала мая, после чего вместе с сыном вернулась в Подлипки. А уже летом 1947 года 88-й завод завершил строительство своего первого двухэтажного жилого дома, в котором Козловым и предоставили небольшую, но отдельную квартиру. Правда, удобства оказались частичными: в квартире был туалет, а вот ванна отсутствовала. Но молодую семью это нисколько не расстроило: напротив их дома располагалась баня, которая обслуживала жители всех окрестных кварталов. Вскоре из Грозного приехала Анна Владимировна, мать Дмитрия Ильича, которая помогала Зое по хозяйству и сидела дома с ребенком. А вот его отец Илья Федорович оставался в Грозном до 1951 года, когда Козловым предоставили по-настоящему благоустроенную трехкомнатную квартиру на улице Калинина в Подлипках. Здесь 25 декабря 1952 года у них родилась дочь Ольга.

    Отец Дмитрия Ильича, переехавший в Подлипки, устроился на такую же работу, что и в Грозном - плотником в железнодорожное депо, но вскоре его и здесь избрали секретарем партийной организации. Анна Владимировна и Илья Федорович жили в этой квартире в доме на улице Калинина до самой кончины отца в 1965 году, хотя сам Д.И. Козлов в то время уже несколько лет жил в Куйбышеве. Его мать лишь ненадолго пережила мужа и скончалась в 1966 году.

   

    Маленькая станция в степи

   

    Тем временем советские ракетные вооружения продолжали развиваться стремительными темпами. Еще в 1950 году, после того как ракета Р-2 преодолела 600-километровый рубеж дальности полета, не только специалистам НИИ-88, но и высшему руководству страны стало ясно, что полигон Капустин Яр для ракетчиков уже слишком мал. И в самом деле: с юга он был ограничен Каспийским морем, с севера и с запада - весьма населенными районами Волгоградской, Астраханской, Ростовской и других областей, а лежащие к востоку от него казахские степи местным населением использовались как пастбища. В ОКБ-1 уже вовсю шла работа над ракетой Р-5, способной летать на 1200 километров, а инженеры утверждали, что через два-три года они будут готовы приступить к созданию изделия с еще большей дальностью полета - до 10-12 тысяч километров. В итоге 17 марта 1954 года было подписано совершенно секретное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о строительстве нового полигона для ракетной техники. В документах он получил название 5-го научно-исследовательского и испытательного полигона (НИИП-5) Министерства обороны СССР. Одновременно ряд союзных и республиканских министерств получили задание: к 1 января 1955 года выбрать место для этого строительства. Всю работу возглавил начальник полигона Капустин Яр генерал-полковник В.И. Вознюк, впоследствии Герой Социалистического Труда.

    Найти место для космодрома оказалось непросто: надо было учесть целый ряд факторов, весьма жестких и порой абсолютно противоречивых. Взять хотя бы то обстоятельство, что каждый ракетный пуск представляет известную опасность как для людей, так и для окружающей среды. После старта отделяемые ступени ракеты падают на Землю, поэтому для размещения космодрома и для будущих трасс падения космических аппаратов предпочтительнее был бы какой-нибудь малонаселенный край. Но в то же время космодром должен быть связан надежными дорогами с остальной страной, что необходимо для доставки сюда стройматериалов, ракет-носителей и космических аппаратов с заводов, всех компонентов топлива, и, наконец, многочисленного технического персонала. В таком случае понятно, что космодром должен располагаться не в самом отдаленном «медвежьем углу», а как можно ближе к центрам промышленности и технической цивилизации.

    Учитывая эти требования, специалистами в 1954 году было предложено три варианта его размещения. Первый - Марийская АССР, где в годы войны сильно сократилось население, а громадные площади лесов оказались сплошь вырубленными. Этот проект был отвергнут сразу, потому что в таком случае отработанные ступени ракет должны были спускаться на густонаселенные районы Среднего Поволжья и Южного Урала. Второй вариант предусматривал строительство полигона на морском берегу в Дагестане, чтобы космический мусор падал в Каспийское море или в пустынную местность в районе Мангышлака. От этого тоже пришлось отказаться, так как извлечение деталей ракет с морского дна в случае необходимости сильно осложнило бы спасательные и прочие технические работы.

    В итоге был выбран вариант размещения космодрома примерно в 100 километрах северо-восточнее Аральского моря, в безлюдных степях Кзыл-Ординской области Казахстана, через которые в то же время проходила железная дорога, связывавшая Европейскую часть СССР со Средней Азией. При этом трассы космических аппаратов на всем их протяжении проходят преимущественно через степные и пустынные районы. О том, как в конце 1954 года было утверждено это решение, известный журналист и писатель Ярослав Голованов в своей книге «Королев» пишет так:

    «Окончательно месторасположение нового полигона узаконено было на одном из заседаний политбюро. Докладывал маршал Жуков (в то время - первый заместитель министра обороны СССР. - В.Е.). Быстро перечислил варианты и предложил Казахстан. Жукова слушали с вежливым равнодушием, проголосовали единогласно: в конце концов Жукову виднее, где ему строить новый полигон. Только Хрущев, человек, кажется, самый живой и любознательный в этой компании, спросил:

    - А где точнее?

    - Разъезд Тюратам, - ответил Жуков».

    В переводе на русский язык «Тюра-Там» означает «священное место», поскольку неподалеку от этого разъезда когда-то находился мазар - могильник казахского святого. Именно здесь было решено сначала разместить основные стартовые площадки, и лишь потом начать возведение всех прочих сооружений, необходимых новому ракетному полигону. Основным подрядчиком всех работ решением правительства было определено Главное управление специального строительства Министерства обороны СССР (командующий генерал-лейтенант М.Г. Григоренко). А непосредственным начальником строительства космодрома назначили инженер-полковника Г.М. Шубникова (впоследствии - генерал-майора).

   

    Как Тюратам стал Байконуром

   

    Первые военные строители прибыли в Тюратам уже 12 января 1955 года. В целом космодром возводился как особо секретный объект, и о подлинном назначении строительных работ в глухой степи тогда знали лишь немногие люди в государстве. Для того чтобы сбить с толку иностранные спецслужбы, для его маскировки создавались различные легенды, в том числе и о строительстве новых целинных городов и поселков, поскольку именно тогда началось освоение казахстанской целины. Для почты устанавливались адреса, далекие от фактического местопребывания объекта: «Москва-400», «Ленинград-600», «Ташкент-90», «Кзыл-Орда-50». Что же касается географического названия «Байконур», то оно у главного советского космодрома появилось гораздо позже - лишь в середине 60-х годов. В Казахстане еще с начала XIX века действительно существовало поселение Байконур, но от полигона Тюратам оно отстояло примерно на 300 километров к северу, и никаких ракетных пусков здесь никогда не проводилось.

    Именно с этим названием связана одна из самых крупных дезинформационных операций КГБ, проведенных в 50-е годы ХХ века. Лишь совсем недавно были рассекречены сведения о том, что советскими органами госбезопасности и Министерством обороны СССР с целью введения в заблуждение пилотов американских разведывательных самолетов У-2 в районе упомянутого поселения Байконур, (одновременно со строительством полигона Тюратам) в кратчайшие сроки был создан ложный космодром. Здесь войсковыми подразделениями из досок и фанеры в кратчайшие сроки были сооружены ложный стартовый стол, макеты ракет и другие объекты, которые при фотографировании с большой высоты выглядели «ну прямо как настоящие». Сейчас ветераны КГБ в своих воспоминаниях пишут, что с помощью этого нехитрого камуфляжа нашим органам госбезопасности удавалось дурачить американцев в течение нескольких лет подряд, пока не начались пуски с настоящего космодрома в районе железнодорожного разъезда Тюратам.

    В начале 1955 года на новом космодроме уже поставили первые стартовые столы, и сюда для завершения работ по ракете Р-5М, в том числе и в варианте оснащения ядерным зарядом, прилетела группа специалистов ОКБ-1 во главе с Д.И. Козловым. Об этом Дмитрий Ильич вспоминает так:

    - Когда весной 1955 года я впервые приехал в Тюратам, мне здесь понравилось куда больше, чем в Капустином Яру. В казахстанских степях гораздо более стабильные климатические условия: если уж здесь стоит солнечная безветренная погода, то она будет стоять здесь много дней и даже недель подряд, не меняясь, а это совсем немаловажно при проведении ракетных испытаний. К тому же Капустин Яр гораздо ближе к морю и к Волге, и по этой причине воздух там очень влажный, в жару это очень чувствуется. А в Тюратаме воздух степной и гораздо более сухой, отчего даже 40-градусный летний зной здесь переносится куда легче, чем 30 градусов жары в Капустином Яру.

    Что же касается ложного космодрома около настоящего поселка Байконур, то я там никогда не был, хотя мне про него рассказывали еще в конце 50-х годов. Тем более удивительным для нас стал факт очень неожиданного переименования ракетного полигона Тюратам в космодром Байконур, что произошло в середине 60-х годов. Насколько я знаю, о целесообразности такого шага никто никого не спрашивал - нас просто поставили перед фактом. Замечу только, что и мне, и другим ветеранам-ракетчикам переименование привычного нам Тюратама в Байконур пришлось не по душе. Однако критиковать высокие решения у нас не было принято, и в итоге мы постепенно стали привыкать к новому для нас названию космодрома.

    Как уже говорилось, на последнем этапе испытания Р-5М завершились полным успехом. В дальнейшем все удачные технические решения, воплощенные в этом изделии, Д.И. Козловым были использованы при конструировании самого главного детища его жизни - знаменитой ракеты Р-7. Именно она всего через два с небольшим года после описанных событий доставила на орбиту первый советский искусственный спутник Земли, а еще через полтора года сделала возможным и первый в мире полет человека в космическое пространство.

   

    Совет главных конструкторов

   

    В том же 1947 году, когда в НИИ-88 началась работа над ракетой Р-1, при Министерстве вооружений СССР был создан совершенно секретный Совет главных конструкторов, который обеспечивал тесное сотрудничество и единство технических позиций создателей советской ракетной техники. Председательствовал в этой организации С.П. Королев, он же - Главный конструктор баллистических ракет. В Совет также вошли В.П. Глушко (главный конструктор ОКБ-456, разработка ракетных двигателей), В.П. Бармин (главный конструктор ГСКБ «Спецмаш», разработка стартового ракетного комплекса), В.И. Кузнецов (главный конструктор НИИ-944, разработка гироскопических систем управления), М.С. Рязанский (главный конструктор НИИ-885, разработка системы радиокоррекции траектории полета) и Н.А. Пилюгин (разработка автономной инерциальной системы управления). В этом составе Совет успешно работал до самой смерти С.П. Королева в 1966 году.

    Необходимость существования единого «мозгового центра» в то время объяснялась в первую очередь требованием комплексно решать все проблемы, стоявшие перед ракетной отраслью. Ведь не раз бывало, что непродуманные директивные указания «сверху» могли нанести вред общему делу, и тогда на пути недальновидных управленцев становился Совет главных конструкторов, решения которого могли быть оспорены только на уровне ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Это был прогрессивный вариант управления ракетной отраслью, когда обязанности, возложенные на руководителей НИИ и КБ правительством, уравновешивались их административными правами.

    А внутри Совета главные конструкторы сразу же поставили друг друга в условия, при которых эмоции должны были уступать место трезвому расчету и деловым соображениям. Деловые качества и взаимные симпатии здесь могли быть лишь полезным дополнением, но никак не основой совместной работы. Это при том, что, взаимоотношения между главными конструкторами были далеко не безоблачными. Вопросы на совещаниях ставились весьма жестко, а взаимная требовательность и способность к компромиссу имела решающее значение для успеха общего дела. Вот как Д.И. Козлов вспоминает о работе этого «мозгового центра»:

    - В Совет главных конструкторов я не входил и не мог входить по причине своего служебного положения, однако С.П. Королев меня постоянно приглашал на его заседания для стенографической записи всех выступлений. Он уже давно заметил, что я умею быстро и точно переносить устную речь на бумагу. В связи с этим вспоминаю случай, который еще больше укрепил доверие ко мне Королева.

    На одном из заседаний Совета выступал В.П. Глушко, который изложил свое мнение по какому-то вопросу - по какому именно, я сейчас уже точно не помню. А на следующем заседании по тому же самому поводу Глушко стал высказываться уже в другом свете. Королев это сразу же заметил и сказал: «Постой, постой, ты же в прошлый раз выступал совсем наоборот». Глушко пытался возражать, однако Королев сразу же попросил меня поднять протокол предыдущего совещания. Я достал из папки все нужные бумаги, нашел соответствующее место в протоколе и отдал этот листок Сергею Павловичу, который его зачитал вслух. Оказалось, что В.П. Глушко и в самом деле говорил совсем не то, что в прошлый раз. «Митя, (Глушко меня по молодости обычно только так и называл), сукин ты сын, и как это ты успел все записать? « - беззлобно выругался главный конструктор ракетных двигателей.

    Между прочим, вопреки сложившемуся мнению, отношения между Королевым и Глушко на протяжении почти всего времени их совместной работы были нормальными. Я ни разу не видел, чтобы они не то что ссорились - они даже крайне редко расходились в своей оценке важнейших конструкторских решений. Серьезные разногласия между Королевым и Глушко произошли лишь после начала работы над ракетой Н-1, на которой, как известно, мы собирались отправить на Луну наших космонавтов, причем предполагали это сделать раньше американцев. По моему мнению, именно из-за этих разногласий советский лунный проект в итоге и потерпел неудачу.

    Я не раз видел, что решения Совета являются строго обязательными для всех без исключения промышленных предприятий и научно-исследовательских учреждений Советского Союза. Этим своим правом С.П. Королев пользовался достаточно редко, но если уж он давал задания тому или иному заводу, то в отношении сроков и качества выполнения заказа позиция Главного всегда была предельно жесткой. Исполнителям на местах условия выполнения задания всегда казались совершенно невозможными, однако Сергей Павлович, невзирая на имена и авторитеты, изо дня в день давил на директоров заводов своей железной волей и высоким положением, что приводило к нужному результату.

   

    Через океан подать рукой

   

    В первой половине 50-х годов США имели на вооружении около 2000 ядерных зарядов, которые на территорию Советского Союза могли сбросить свыше 1200 стратегических бомбардировщиков, сосредоточенных на военных базах близ границ СССР. В то же время наша страна тогда располагала атомным боезапасом почти в 10 раз меньшим, нежели американцы. В таких условиях возможная угроза ядерного нападения требовала от СССР в кратчайшие сроки создать потенциал сдерживания. В эту систему должны были входить не только сами атомные боеголовки, но и средства их доставки на территорию противника, причем по своим возможностям они обязаны были во много раз превосходить американские бомбардировщики. Таким средством могла стать только межконтинентальная ракета, способная всего за 20-30 минут доставить ядерный заряд на противоположную сторону земного шара.

    Разговоры о создании ракеты, которая могла бы с легкостью перелететь океан, в среде советских инженеров-ракетчиков ходили примерно с 1950 года. Однако лишь после первых успешных испытаний изделия Р-5 в 1953 году тогдашний министр вооружений СССР Д.Ф. Устинов поставил перед ОКБ-1 и лично перед С.П. Королевым новую, еще более сложную задачу, вскоре официально закрепленную закрытым постановлением Совета Министров СССР от 20 мая 1954 года. В этом документе говорилось о разработке в кратчайшие сроки ракеты-носителя, способной доставить атомный заряд на расстояние не менее чем 12 тысяч километров. Руководители ОКБ-1 сразу же поняли: теперь только от них зависит, сможет ли Советский Союз в случае внешнего нападения в считанные минуты нанести ответный ракетно-ядерный удар по любому агрессору, в том числе и по территории Соединенных Штатов Америки.

    В том же постановлении предусматривалась также разработка межконтинентальных крылатых ракет «Буря» (В-350) и «Буран» («изделие 40»), однако в дальнейшем эти работы развития не получили и вскоре были закрыты. Что же касается межконтинентальной баллистической ракеты, то первоначально ее конструкцию рассчитывали для доставки атомного боезаряда массой до 3 тонн. Однако в дальнейшем, с учетом успешных испытаний 12 сентября 1953 года первой советской водородной бомбы, правительство поставило перед специалистами задачу увеличения массы полезного груза до 5, 5 тонны, что позволило бы размещать в головной части изделия также и термоядерный заряд.

    К разработке проекта двухступенчатой баллистической ракеты, имеющей межконтинентальную дальность полета, специалисты конструкторского бюро С.П. Королева приступили еще до официального подписания правительственного постановления - осенью 1953 года. Ведущим конструктором по разработке и изготовлению этого изделия, как и в случае с Р-5, снова был назначен Д.И. Козлов. Инженеры его группы шли совершенно неизведанным путем, поскольку ничего похожего в мире тогда еще не существовало. Более того: по сведениям советской разведки, ни в одной ядерной державе мира тогда никто даже не делал попыток сконструировать подобную технику. Поэтому в середине 50-х годов политическое руководство СССР во главе с Н.С. Хрущевым, выдавая задание ОКБ-1 на такую разработку, прекрасно понимало, что одним лишь фактом успешного испытания такого изделия советские конструкторы дадут своей стране важнейший военно-стратегический козырь для тактики сдерживания, равный которому США не смогут иметь еще очень долго.

    Сейчас мы знаем, что межконтинентальные баллистические ракеты после начала их массового производства фактически сделали бессмысленным боевое применение ядерного оружия. Ведь уже после их первых испытаний всему миру стало ясно, что в Третьей мировой войне не будет победителей, так как уже в первые ее часы ядерные державы полностью уничтожат не только население страны-противника, но и целиком все население планеты. Впрочем, в ОКБ-1 о столь высоких материях тогда не особо задумывались, а к распоряжениям свыше относились чисто практически: раз есть приказ, то его нужно выполнять, причем в установленные крайне ограниченные сроки. Вот как о том времени вспоминает Д.И. Козлов:

    - Новая ракета в проектно-технической документации получила название Р-7. Для обеспечения рекордной дальности и надежности конструкции этого изделия был использован целый ряд принципиально новых инженерно-технических решений, главным из которых следует назвать боковое расположение баков первой ступени, которое применяется и до сих пор. Персонального автора этой технической идеи сейчас назвать опять-таки сложно, однако могу сказать, что впервые эту схему расположения баков в своих теоретических выкладках применил проектный отдел ОКБ-1 под руководством С.С. Крюкова, а одним из наиболее активных ее разработчиков был, конечно же, Сергей Павлович Королев.

    В июле 1954 года все проектные работы по Р-7 в основном были завершены, а 20 ноября ее главные технические характеристики и принципиальную схему одобрили в Совете Министров СССР. Однако дальнейшие работы по новому изделию возобновились только после успешных испытаний ракеты Р-5М с атомным зарядом, которые, как уже говорилось выше, состоялись 20 февраля 1956 года. Уже 20 марта 1956 года Совет Министров СССР принял постановление о практической реализации проекта межконтинентальной ракеты.

    Первые Р-7 изготавливались на опытном производстве завода N 88 в Подлипках. В конце февраля 1957 года после успешных стендовых испытаний отдельных систем и двигателей С.П. Королев обратился в ЦК КПСС и Правительство с подробным отчетом и письмом. В нем говорилось следующее: «...просим разрешить подготовку и проведение пробных пусков двух ракет в период апрель-июнь 1957 года... Путем некоторых переделок их можно приспособить для пуска искусственного спутника Земли (ИСЗ), имеющего небольшой полезный груз в виде приборов весом 25 кг...»

    До начала космической эры человечества тогда оставалось чуть больше полугода.

   

    Принципиально новая техника

   

    В феврале 1957 года министр оборонной промышленности СССР Д.Ф. Устинов сообщил С.П. Королеву, что в правительстве удовлетворены ходом работ по межконтинентальной ракете и разрешают ее летные испытания. Первое изделие Р-7, разобранное на части, в специальном поезде привезли из Подлипок на полигон Тюратам (НИИП-5) 3 марта 1957 года. Вслед за ракетой сюда же прибыла большая группа специалистов с длинным перечнем недоделок и замечаний, которые надо было устранить на готовящейся к старту ракете. Эти организационно-технические работы продолжались до 5 мая, когда государственная комиссия наконец-то подписала акт приемки ракеты, а также стартового комплекса - «площадки N 2». А уже на 15 мая 1957 года С.П. Королев назначил первый испытательный пуск нового, ранее еще невиданного изделия с рекордной дальностью полета.

    Техническая справка: ракета Р-7 (индекс 8К71) - межконтинентальная двухступенчатая баллистическая ракета с проектной дальностью полета 10 тысяч километров (в последующих модификациях - 12 тысяч километров). Каждая из ее ступеней была снабжена четырехкамерным маршевым двигателем, работающем на жидком кислороде и керосине. С самых первых пусков на этом изделии устанавливалась комбинированная система управления, состоящая из автономно действующей аппаратуры и системы радиокоррекции, принимающей сигналы с Земли. Последняя осуществляла управление ракетой как в плоскости полета (боковая коррекция), так и по дальности путем выдачи команд на выключение двигателя первой ступени. При этом существенным новшеством здесь было то, что для управления Р-7 во время полета в ее конструкции впервые использовались не газовые рули, как это делалось раньше, а специальные рулевые двигатели. Кроме того, на хвостовых отсеках боковых блоков размещалось по одному небольшому воздушному рулю.

    Но самым главным отличием Р-7 от ракет-предшественниц стала так называемая параллельно-последовательная схема расположения ступеней (она также известна как пакетная схема). При этом четыре боковых ракетных блока («Б», «В», «Г» и «Д») располагаются симметрично вокруг центрального (блок «А»), и в результате при старте Р-7 двигательные установки всех пяти блоков запускаются одновременно и работают до выгорания рабочих запасов топлива в «боковушках». После этого четыре отработанных топливных бака с двигателями отбрасываются, и далее продолжает работу только блок «А». Большим плюсом этой конструкции является возможность запуска всех двигателей на земле, а не в полете - фактически в условиях вакуума.

    Как уже говорилось, ведущим конструктором этой ракеты в ходе ее проектирования, отработки отдельных систем и летных испытаний был Д.И. Козлов. Однако ни он, ни кто-либо другой из ветеранов космической отрасли так и не смогли персонально назвать автора самой идеи параллельного расположения ступеней на ракете Р-7. Большинство специалистов сходится во мнении, что это был плод коллективного конструкторского мышления инженеров ОКБ-1, хотя, конечно же, сама пакетная схема при проектировании этого изделия была выбрана отнюдь не случайно. Во многих мемуарах можно прочитать, что еще при начальных разработках возникла проблема запуска второй ступени. Глушко говорил, что он не может запускать жидкостный двигатель второй ступени после сброса первой, а Королев опасался включать «движок» до ее сброса. Нужно было как-то защитить баки первой ступени от действия горячей струи двигателя второй ступени. Идея, как этого избежать, пришла, как всегда, внезапно, но ее появление в тот момент уже было подготовлено всем предыдущим инженерным опытом работы конструкторов ОКБ-1. Вот так в процессе проектирования Р-7 и появилась конструкция с параллельной связкой блоков первой и второй ступеней.

   

    «Выявлен заводской брак...»

   

    Первые пуски Р-7, проходившие в течение лета 1957 года, шли в полном соответствии с известным правилом: чем сложнее техника, тем она капризнее и тем больше времени она требует для своей «доводки». Испытания проходили вовсе не так гладко, как того хотелось бы ракетчикам, и потому они стоили С.П. Королеву, Д.И. Козлову и вообще коллективам ОКБ-1 и полигона Тюратам множества бессонных ночей, испорченных нервов и седых волос. При этом причиной подавляющего большинства неудач, как затем выяснялось в ходе расследования, оказывались отнюдь не конструкторские просчеты, а банальная небрежность производственников. Это видно хотя бы из простой хроники событий того жаркого лета.

    Первый пуск Р-7, как уже было сказано, состоялся 15 мая 1957 года в 19 часов 01 минуту по местному времени. Взлетевшая ракета поначалу устойчиво шла вверх, но уже через несколько секунд после выполнения команды на включение двигателя второй ступени она взорвалась в воздухе, буквально развалившись на куски. Причину взрыва нашли почти сразу. Ею стал элементарный заводской брак - негерметичность стыка одного из топливных трубопроводов.

    Нужно сказать, что и на первом, и на всех последующих испытаниях Р-7 всегда присутствовал министр оборонной промышленности СССР Д.Ф. Устинов. Увидев 15 мая старт ракеты своими глазами, Дмитрий Федорович, несмотря на ее взрыв в воздухе, вовсе не выглядел удрученным. Вот как рассказывает об этом моменте испытаний Д.И. Козлов.

    - Я прекрасно помню, как после первого старта Р-7 Устинов собрал всю нашу команду конструкторов. Мы думали, что сейчас начнется серьезный разнос, но оказалось совсем наоборот: Дмитрий Федорович всех нас поздравил с большой удачей. «Напрасно вы раскисли, - говорил он. - Ведь ракета-то со старта ушла, причем ушла очень хорошо. А то, что она где-то там высоко взорвалась, не беда: вы же специалисты, и потому быстро установите причину аварии. Надеюсь, уже скоро их не будет совсем». И в дальнейшем его указания всегда были одними и теми же: как только выяснялась причина очередного взрыва, то все мы сразу же должны бегом бежать на завод и в ОКБ, чтобы устранить оплошность и немедленно приступать к выпуску нового изделия.

    Но конструкторов Р-7 и дальше продолжали преследовать неудачи. Второй пуск, намеченный на ночь с 10 на 11 июня 1957 года, фактически не состоялся, поскольку непосредственно на старте отказался включаться один из двигателей первой ступени. После слива из ракеты всех компонентов топлива и ее детального обследования обнаружилась причина отказа, которой стал простенький дефект сборки. Как оказалось, на одной из топливных магистралей кто-то из рабочих поставил клапан... «вверх ногами», из-за чего топливо просто не могло поступать в камеру сгорания.

    Во время третьего пуска Р-7 (11 июля 1957 года) ракета снова разрушилась на активном участке траектории, фактически на границе земной атмосферы. И опять причиной аварии стал дефект сборки: в электросистеме одного из приборов системы управления была перепутана полярность контактов.

    Как мы теперь знаем из воспоминаний участников тех событий, третья подряд авария при запуске Р-7 встревожила ряд высоких чинов в Министерстве обороны СССР и в Совете Министров. Фактически был поставлен вопрос о правильности конструкторских решений при разработке Р-7 и вообще о возможности продолжения работ по проекту межконтинентальной ракеты. Вот что говорится об этом чрезвычайно критическом моменте биографии Д.И. Козлова в книге известного журналиста и писателя Ярослава Голованова «Королев».

    «...На заседании Государственной комиссии по итогам третьего пуска мрачный Неделин (в то время маршал М.И. Неделин - заместитель министра обороны СССР, с 1959 года - командующий ракетными войсками стратегического назначения) предложил определить событиям другой ход.

    - Я считаю, что так дальше продолжаться не может, - спокойно сказал Митрофан Иванович. - Меня как заказчика не интересует, кто в какой неудаче виноват. Это вы сами разбирайтесь... Армии нужно одно: чтобы ракета летала и отвечала тем тактико-техническим требованиям, которые для нее определены. А она не летает, - он обернулся к Королеву, - и никаким требованиям не отвечает. Поэтому я предлагаю ракету с испытаний снять, все изделия, прибывшие на полигон, отправить обратно в ОКБ к Сергею Павловичу, и пусть он доводит ракету на своих испытательных стендах, а когда доведет, вот тогда и будем пускать...»

    Как это ни странно, но Неделина поддержал В.П. Глушко, который заявил, что Р-7 и в самом деле нужно доводить в заводских условиях, поскольку при авариях изготовленные в его ОКБ двигатели фактически разбиваются впустую. Тем не менее Д.Ф. Устинов, С.П. Королев и другие главные конструкторы, хотя и с большим трудом, но все же смогли убедить маршала, что перевозки уже готовых ракет обратно на завод не имеют никакого смысла и станут лишь пустой тратой государственных средств, и самое главное - времени. Причины аварий, говорили они Неделину, нам уже известны, и устранить их можно прямо здесь - на полигоне. А сейчас нужно всего лишь тщательно проверить работу всех систем уже изготовленных ракет, и тогда обязательно выявятся все дефекты в их изготовлении, если они, не дай Бог, были допущены. В итоге Неделин вынужден был согласиться с Советом главных конструкторов, но предупредил, что если и следующий пуск Р-7 окажется аварийным, то тогда ход работы по проекту межконтинентальной ракеты будет заслушан уже в ЦК КПСС и в Совете Министров СССР.

   

    «Хорошо летает только красивая ракета...»

   

    Однако рассматривать этот вопрос на столь высоком уровне не пришлось. Четвертый пуск Р-7, состоявшийся 21 августа 1957 года, наконец-то оказался успешным. Первая в мире межконтинентальная баллистическая ракета взлетела красиво и устойчиво, и уже через 15 минут она достигла заданной точки полигона на Камчатке (ныне полигон Кура), где наблюдатели зафиксировали падение ее головной части. Но для проверки правильности избранных конструкторских решений было решено произвести еще один испытательный пуск Р-7, который состоялся 7 сентября 1957 года. Старт ракеты снова был удачным и прошел без замечаний, после чего она также достигла безлюдного района в центре полуострова Камчатка.

    Вспоминает Д.И. Козлов:

    - К началу осени 1957 года «семерка» стала такой, какой ее мы сейчас и знаем - самой совершенной и надежной ракетой в мире.

    Несмотря на ряд неудач, в целом весь процесс ее создания в металле и последующего «доведения» продолжался немногим более года. Как я считаю, в наши дни достичь таких темпов работы над первым образцом достаточно сложной и принципиально новой техники просто невозможно.

    Помнится, знаменитый авиаконструктор А.Н.Туполев в свое время заметил, что хорошо летать может только красивый самолет. То же самое можно сказать и о ракете Р-7 с боковой компоновкой топливных баков первой ступени. Посмотрите сами: когда она стоит на старте, то очень похожа на фигуру женщины в юбке. Мы, испытатели, отметили эту красоту ракеты еще в момент ее первого пуска. А затем, когда ракета уже научилась летать без аварий, и мы все впервые наблюдали отделение «боковушек», происходившее на большой высоте, то неожиданно для себя заметили и другое: в небе словно бы вспыхивал огненный крест, что на Руси испокон веков считалось знамением победы...

    Как известно, впоследствии Р-7 выпускалась во множестве различных модификаций, в том числе и в тех, которые в открытой печати получили названия «Восток», «Восход» и «Союз». Однако принципиальная схема ракеты с конца 50-х годов и до настоящего времени осталась без изменений. К нынешнему дню с различных космодромов уже произведено более 1700 запусков ракеты Р-7, и при этом свыше 96 процентов из них оказались успешными (в численном отношении за полвека аварийными были лишь 62 запуска). Подобным долголетием и столь высокой степенью надежности не может похвастаться ни одна ракета мира.

   

    Звезды уже совсем близко

   

    Первый успешный старт Р-7 состоялся 21 августа 1957 года, а 27 августа в советской прессе было опубликовано коротенькое сообщение ТАСС, в котором говорилось следующее: «На днях в Советском Союзе осуществлен запуск сверхдальней, межконтинентальной многоступенчатой ракеты. Испытания ракеты прошли успешно. Они полностью подтвердили правильность расчетов и выбранной конструкции. Полет ракеты происходил на очень большой, до сих пор еще не достигнутой высоте. Пройдя в короткое время огромное расстояние, ракета попала в заданный район».

    Несмотря на множество недомолвок и на общую расплывчатость этого официального текста, американские специалисты по ракетной технике сразу же поняли: в СССР действительно создано что-то серьезное, раз уж Советы пишут об этом в открытой печати. А вскоре директор ЦРУ положил на стол президента США Дуайта Эйзенхауэра подробную аналитическую записку, из которой следовало, что даже несколько десятков советских межконтинентальных ракет, снабженных ядерным зарядом, способны превратить в безжизненную пустыню всю территорию США. Эти ракеты, говорилось далее в записке, фактически делают бесполезными и 1200 американских стратегических бомбардировщиков, размещенных у советских границ, и тщательно проработанные сверхсекретные планы «Дропшот», «Грайбер», «Даблстар», «СИОП» и другие. Но больше всего заокеанских «ястребов» напугал тот факт, что в соответствии с их собственными планами американской авиации для атомной бомбардировки Советского Союза отводилась неделя, в то время как советские ракеты могли уничтожить Соединенные Штаты Америки буквально в считанные часы.

    Сразу же после этого доклада директора ЦРУ Эйзенхауэр потребовал от своего правительства максимально форсировать работы по американской ракетной программе, которую в то время возглавлял инженер Вернер фон Браун, вывезенный в США из Германии в конце Второй мировой войны. Как и в Советском Союзе, эта программа носила в первую очередь военный характер. Однако фон Браун даже и не предполагал, что уже 4 октября 1957 года целью пуска советской ракеты Р-7 будет вовсе не очередное испытание в интересах министерства обороны, а вывод на орбиту первого в мире искусственного спутника Земли (ИСЗ). Этот небольшой серебристый шар весом 83,6 кг возвестил всему человечеству о наступлении эры освоения космического пространства. Вот как о том незабываемом времени рассказывает Д.И. Козлов.

    - Почти сразу же после успешных испытаний ракеты Р-5М и начала работы над Р-7, то есть где-то во второй половине 1956 года, я впервые услышал выражение «искусственный спутник Земли». Нужно отметить, что, в отличие от подавляющего большинства других заданий, идея создания первого спутника возникла не «наверху», то есть в нашем министерстве, а была инициативой «снизу». Конкретно же она исходила от Сергея Павловича Королева, который вынашивал ее в течение многих лет, но возможность ее практической реализации получил только после создания ракеты Р-7, которая уже имела достаточную грузоподъемность и огромную по тем временам дальность полета. Кстати, в нарушение установленного порядка саму техническую возможность запуска первого спутника в космическое пространство Королев согласовал с министерством лишь после того, как аппарат уже был практически готов в металле. Как ни странно, против такого пуска никто особо не возражал, хотя вряд ли кто-то из военных тогда в полной мере осознавал, какая от этого будет практическая польза.

    Отмечу с гордостью, что в создании первого ИСЗ я тоже принимал некоторое участие. Именно моему отделу было поручено изготовление внешней металлической оболочки будущего спутника, и потому мне по должности приходилось вникать в работу подчиненных и при необходимости вносить технические поправки. Я хорошо помню этот уже почти готовый к запуску серебристый шарик в одном из цехов опытного завода НИИ-88 в Подлипках, сборку которого Королев контролировал лично.

    В принципе, это был совсем простой объект. Внутри сферической оболочки размещались радиостанция и некоторые измерительные приборы, а снаружи к шарику крепились четыре передающие антенны. Как известно, его вес был всего 83,6 килограмма, хотя ракета Р-7 при необходимости, конечно же, могла поднять гораздо больше. Никакого ажиотажа в ОКБ-1 по поводу создания этого спутника тогда не было: просто в то время никто из нас даже и не задумывался о каком-либо особом историческом значении этого момента. Даже те конструкторы и инженеры ОКБ, которые были осведомлены о назначении создаваемого объекта, относились к нему лишь как к рядовому событию своей повседневной трудовой деятельности. Это только потом день запуска первого искусственного спутника Земли назовут началом космической эры человечества. Мы же тогда не придавали этому полету большого значения, а просто делали свою обычную работу.

   

    Заря космической эры

   

    Ракета Р-7 с первым спутником на борту стартовала с полигона Тюратам 4 октября 1957 года в 22 часа 28 минут по московскому времени. При этом по просьбе С.П. Королева незадолго до ее пуска на стартовую площадку N 1 вышел горнист в военной форме, который, несмотря на полночное время, протрубил утреннюю побудку, словно бы возвещая зарю космической эры.

    Писатель и журналист Ярослав Голованов собрал воспоминания множества участников того исторического пуска в своей книге «Королев». Вот только некоторые ее строки: «В этот момент наблюдавшим показалось, что ракета сгорит сейчас на пусковом устройстве, так и не поднявшись. Но она не сгорела, она вырвалась из этого горячего облака и полетела вверх, заливая светом ночную степь... В радиотелеметрическом фургоне сидели Лаппо и Грингауз (радисты - В.Е.), плотно надвинув на уши головные телефоны. Они ждали... А вдруг передатчик перегрелся?!... Но вдруг, словно поднимаясь из каких-то немых глубин, раздалось далекое, размытое, но с каждой секундой все более громкое, четкое: «Бип-бип-бип...» Дружное «ура!» покатилось по ночной степи. Неизвестно откуда взявшийся Рязанский кричал по телефону Королеву в командный бункер:

    - Есть! Есть сигнал!»

    А теперь о тех событиях рассказывает Д.И. Козлов.

    - Иногда можно слышать, что у всех испытателей, в том числе и у ракетчиков, есть какие-то свои особые приметы, соблюдение которых якобы приносит удачу. Однако про себя я ничего такого сказать не могу: у меня применительно к моей работе в течение всей жизни не было никаких примет, да и вообще я человек не суеверный. Никаких особых традиций во время пусков Р-7 на Тюратаме, в том числе и в ночь запуска первого спутника, у нас тоже как-то не сложилось. Впрочем, одно непреложное правило на полигоне все же было, и ввел его лично Королев. Правило вполне понятное: никто из членов испытательной группы в дни подготовки пуска не имел права пить ничего алкогольного.

    Впрочем, несмотря на строгий «сухой закон», каждый успешный старт на полигоне по русской традиции всегда отмечался, о чем давал команду сам Сергей Павлович. Конечно же, водку и тем более коньяк там нельзя было купить и на сотни километров вокруг, но у нас на этот случай всегда имелся неприкосновенный запас - большие фляги со спиртом. Хорошо помню, как после успешного запуска первого искусственного спутника Земли Королев распорядился выдать всей стартовой команде по чайнику спирта на человека. Что же касается конструкторов, то мы в связи с запуском первого спутника от офицеров и рабочих тоже не отстали. Радости-то ведь было много: ракета наша не только научилась летать, но и первой в мире вышла в космос! Все мы поздравляли друг друга, и даже плясали, в том числе Королев, Устинов, Келдыш, Пилюгин, Рязанский, и многие другие ведущие конструкторы и специалисты...

   

    Город на берегу Сырдарьи

   

    Хотя во второй половине 1957 года на полигоне Тюратам уже вовсю шли ракетные пуски, здесь ни на минуту не прекращалось сооружение различных объектов, необходимых для его жизнедеятельности, а также возведение жилья, дорог и прочих коммуникаций. Еще в апреле 1955 года здесь началось строительство автомобильной дороги, связывающей железнодорожную станцию Тюратам с будущей стартовой площадкой. К 1957 году в площадку в общей сложности было уложено более миллиона кубов бетона. В двухстах метрах от места старта построили заглубленный «пятикомнатный» бункер управления, где в самом большом зале, снабженном двумя морскими перископами, установили пульты предстартовых испытаний и пуска. Два перископа были размещены и в «гостевой» - для членов Государственной Комиссии.

    С конца 50-х годов все операции по подготовке ракет до их вывоза на стартовую площадку уже проводилась в просторном монтажно-испытательном корпусе (МИКе), в который свободно вкатывался тепловоз. Для измерения параметров полета ракеты по всей трассе от Тюратама до Камчатки (базы падения на полигоне Кура) строились измерительные пункты. В итоге в очень сжатые сроки, менее чем за полтора года, удалось построить, оснастить и ввести в строй в пустынных местностях Казахстана, Сибири и Дальнего Востока комплекс из пятнадцати измерительных пунктов для объективного контроля состояния ракеты на всех участках ее полета. Уже в течение марта-апреля 1957 года прошли все автономные и комплексные испытания основных систем и сооружений, чем была обеспечена готовность к приему и запуску ракет.

    В это же время в районе железнодорожной станции Тюратам, на берегу реки Сырдарья, началось возведение города Ленинска, без которого, конечно же, портрет современного космодрома Байконур будет неполным. Официальной датой его основания считается 5 мая 1955 года, причем город стал возводиться с нынешней западной окраины, где и поныне расположены деревянные строения. В лучшие времена население Ленинска составляло более 100 тысяч человек, однако в 90-е годы он пережил тяжелый период, так как из-за общей стагнации ракетной отрасли персонал космодрома стал терять работу, и люди начали отсюда уезжать. Конечно же, дальнейшая судьба Ленинска связана только с новыми космическими программами и пусками космических аппаратов.

   

    Догнали и перегнали Америку

   

    Успешные испытания ракеты Р-7 и появление на орбите первого советского искусственного спутника Земли преподнесли администрации президента США Дуайта Эйзенхауэра тяжелый урок. Нужно было как-то оправдываться перед своими избирателями, почему в 1957 году «99 процентов разговоров о спутнике приходилось на американских ракетчиков, в то время как на стороне советских специалистов оказалось 100 процентов дела» (цитата из выступления в конгрессе США).

    Меньше чем через месяц после советского успеха вывести на орбиту свой спутник попыталась Исследовательская лаборатория военно-морского флота США, однако из-за конструкторских недоработок эта ракета даже не смогла оторваться от Земли, и после включения двигателей рухнула прямо на стартовый стол. Неудачи преследовали американских ракетчиков четыре месяца подряд, пока 1 февраля 1958 года на околоземную орбиту наконец не вышел аппарат «Эксплорер-1», имевший вес всего лишь 8,3 килограмма. В отличие от нашего первого «шарика», он имел форму длинного цилиндра, из-за чего американская пресса тогда насмехалась над Вернером фон Брауном: «Забросил в космос огрызок карандаша». Что же касается американской межконтинентальной баллистической ракеты, получившей название «Атлас», то взрывами и падениями закончились первые 15 (!) пусков (как мы помним, для Р-7 оказался удачным уже четвертый пуск). Лишь 29 ноября 1958 года очередной старт «Атласа» прошел без замечаний, и во время этого полета ракета достигла расчетной дальности - 10 200 километров. Так советские ракетные войска в конце концов все же получили для себя равного соперника.

    Нужно сказать, что столь широкий международный резонанс, вызванный запуском в космос первого спутника, для советского руководства стал полной (хотя и приятной неожиданностью). Многочисленные поздравления по этому поводу, поступившие в адрес Н.С. Хрущева от большинства зарубежных лидеров, заставили правительство СССР обратить самое пристальное внимание не только на военную, но и на научную составляющую советской ракетной программы. Был срочно подготовлен указ о вручении ряду специалистов ракетной отрасли государственных наград в связи с историческим событием. При этом Д.И. Козлову по его закрытой тематике была присуждена Ленинская премия, которую он наряду с другими лауреатами получил в Кремле из рук Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева. Вот как о том времени вспоминает Д.И. Козлов:

    - Через месяц после успешного старта первого спутника, 3 ноября 1957 года, в космос взлетел и второй, который весил уже 508,5 килограмма и нес на борту контейнер с собакой Лайкой. В создании этого объекта я участия уже не принимал, однако ту самую Лайку мне несколько раз приходилось видеть во время ее подготовки к полету. Если бы я не знал, что ей вскоре предстоит войти в историю, то ни за что не обратил бы на нее внимания: самая обычная собачка черно-белой окраски, небольшая по размерам. По росту и весу она подбиралась специально, исходя из технического задания и параметров всего спутника.

    Потом в нашем ОКБ-1 был создан и третий искусственный спутник Земли, который ушел в космос 15 мая 1958 года и весил уже 1327 килограммов. Участия в его создании я также не принимал, так как в начале 1958 года получил задание отправиться в Куйбышев и возглавить там работу по переводу всего производства завода N 1 с выпуска авиационной техники на космическую. После этого в течение нескольких лет, вплоть до 1962 года, я работал только в сфере строительства ракет-носителей и дальнейшего совершенствования конструкции Р-7.

   

    Завод для «семерки»

   

    Осенью 1957 года С.П. Королев, воодушевленный последними успехами, направил в Совет Министров СССР подробную записку, где говорилось не только о запуске следующих спутников, но и о развертывании в стране крупномасштабного ракетного производства. Основные положения этого документа выглядели так: ракета Р-7 получилась настолько удачной, что для усиления обороноспособности СССР и ускорения темпов освоения космоса ее необходимо срочно запускать в серийное производство. Однако мощностей опытного завода N 88 в Подлипках для этого было явно недостаточно, и потому Главный конструктор просил у правительства разрешения перепрофилировать одно из крупных оборонных предприятий страны специально под выпуск «семерки». В декабре 1957 года состоялась встреча С.П. Королева и Н.С. Хрущева, в которой обсуждалась упомянутая выше тема массового ракетного производства, а также дальнейшие перспективы освоения космоса.

    В итоге 2 января 1958 года вышло закрытое постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР N 2-1 «Об организации серийного производства изделия 8К71 на Государственном авиационном заводе N 1 имени И.В. Сталина Куйбышевского Совета народного хозяйства» (в то время - организация п/я 208, ныне - самарский завод «Прогресс»). Тем же документом предусматривалось, что двигатели к «семерке» будут изготовляться на заводе N 24 (организация п/я 32, впоследствии - Куйбышевское моторостроительное производственное объединение имени М.В. Фрунзе, а ныне - ОАО «Моторостроитель»). При этом заводу N 1, где в тот момент еще полным ходом шло производство самолетов, предписывалось уже в IV квартале 1958 года выпустить не менее трех летных изделий 8К71.

    Во исполнение названного выше правительственного постановления председатель Государственного комитета СССР по оборонной технике (ГКОТ) К.Н. Руднев издал приказ N 55сс от 21 февраля 1958 года об оказании технической помощи заводу N 1 в процессе его перехода с авиационного на ракетное производство. Выполнение этой задачи в приказе возлагалось на коллективы ОКБ-1, завод N 88 и НИИ-88. А поскольку ведущим конструктором изделия 8К71 являлся 39-летний начальник отдела ОКБ-1 Д.И. Козлов, то в приказе именно он и был назван в качестве ответственного за перепрофилирование завода N 1. Непосредственно перед отлетом в Куйбышев Д.И. Козлова назначили заместителем Главного конструктора ОКБ-1, то есть самого С.П. Королева, с предоставлением ему неограниченных полномочий на весь период этой работы. Вот как об том времени рассказывает сам Дмитрий Ильич.

    - В начале января 1958 года меня пригласил к себе С.П. Королев и сообщил, что я назначен его заместителем. После этого Сергей Павлович сказал, что при личном одобрении Хрущева я направляюсь в Куйбышев, где буду работать на одном из предприятий в качестве ответственного представителя Главного конструктора ОКБ-1 для организации на нем серийного производства ракеты Р-7. Нужно сказать, что план перепрофилирования завода N 1 был разработан в необычайно сжатые сроки - менее чем за три недели. Готовился он в нашем ОКБ-1, и в его разработке самое активное участие принимал сам Королев.

    Вместе с группой технических специалистов из 20 человек я 28 февраля 1958 года приехал на место своего нового назначения в Куйбышев. Это было мое самое первое посещение города, с которым впоследствии оказалась связанной вся моя дальнейшая жизнь. Во время того приезда Куйбышев по сравнению с Москвой мне показался больше похожим на заштатный поселок, чем на настоящий город. Мне как-то сразу бросилось в глаза, что его центр почти целиком занимали старые деревянные дома дореволюционный постройки, в основном одно- и двухэтажные. Более-менее современно выглядели лишь улицы Куйбышева и часть Ленинградской, а также район площади Куйбышева, где в то время находились обком партии и облисполком. Что же касается асфальтированной дороги, которая в то время шла из центра города к безымянским заводам (сейчас это улицы Победы и Гагарина, а в 1958 году - Черновское шоссе), то тогда вдоль нее было возведено лишь несколько кварталов домов «сталинской» постройки. Они и поныне располагаются в районе пересечения улицы Победы с проспектом Кирова. А примерно с того места, где улица Победы ныне переходит в проспект Гагарина, и вплоть до Линдовского рынка (он располагался в районе между 4-м ГПЗ и нынешней улицей Тухачевского), в конце 50-х годов практически не было ни одного строения. Почти на всем протяжении этой трассы тянулась лишь открытая степь с редкими деревьями и зарослями кустарника. Правда, уже тогда вдоль дороги шла трамвайная линия, построенная еще в годы войны. По ней жители старого города добирались до места своей работы на заводах NN 1, 18 и 24.

   

    Особо важное задание

   

    Директивой Генерального штаба ВС СССР от 29 марта 1958 года на Куйбышевском авиационном заводе N 1 имени И.В. Сталина было создано военное представительство N 20 (с 1961 года - 5-е военное представительство Министерства обороны СССР) для контроля работ по изготовлению и приемке изделий 8К71. Руководителем военного представительства тогда же был назначен полковник П.Ф. Киреев.

    К маю 1958 года при непосредственном участии Д.И. Козлова был подготовлен и представлен для утверждения в ГКОТ «Комплексный график изготовления и комплектации изделий 8К71 на заводе N 1 в 1958 году». К этому времени здесь уже вовсю шла реконструкция и перепланировка цехов, строились новые производственные площади, завозились необходимое оборудование и приборы, велась переподготовка кадров. Для этого большую группу инженерно-технического состава завода N 1 отправили для изучения специфики ракетного производства в ОКБ-1 и на опытный завод N 88.

    Снова вспоминает Д.И. Козлов:

    - По прибытии в Куйбышев я сразу же нашел полное понимание со стороны директора завода N 1 Виктора Яковлевича Литвинова. Ему, прошедшему суровую производственную школу в годы Великой Отечественной войны, не нужно было объяснять, что означают слова «особо важное задание». В дальнейшем в деле перепрофилирования предприятия мы тесно и плодотворно сотрудничали. В частности, сразу же после моего приезда на завод N 1 Литвиновым был издан приказ, в котором подчеркивалось, что все указания и распоряжения заместителя Главного конструктора Д.И. Козлова приравниваются к распоряжениям самого директора. Поэтому, говорилось в приказе, эти указания являются обязательными для руководителей всех подразделений завода N 1, для всех его рабочих и служащих, и подлежат немедленному исполнению в установленные сроки.

    В целом же перевод завода N 1 с авиационного производства на выпуск ракет я начал, во-первых, с освобождения большинства производственных помещений от устаревшего оборудования и от тех производств, которые для массового изготовления нашего изделия оказались попросту ненужными. Одновременно я отдал распоряжение о подготовке на заводе инженерно-технических специалистов «ракетного» профиля, а также высококвалифицированных рабочих, чьи профессии были необходимы на новом производстве. Вообще же перепрофилирование завода происходило буквально «на ходу», и для координации этой работы мне не раз приходилось использовать административные рычаги власти. В частности, применяя на деле приказ Литвинова, я имел полное право остановить работу любого заводского цеха, что регулярно и делал - например, в связи с ненадлежащим порядком в цехе и антисанитарией. В те годы рабочие и служащие еще просто не придавали особого значения тому, что не только сборка ракеты, но и изготовление отдельных узлов и деталей требует соблюдения особой чистоты на каждом рабочем месте. В целом же новое производство потребовало введения на многих участках и ряда других правил, что в глазах прежнего персонала выглядело просто непонятным и излишним.

   

    Золотые руки и золотые головы

   

    В мае 1958 года на заводе N 1 полным ходом шла самая широкомасштабная реорганизация и перепланировка за всю его историю. К началу лета здесь уже построили и сдали в эксплуатацию центральную компрессорную станцию для подачи в производственные корпуса воздуха высокого давления, контрольно-испытательную станцию, корпус пассивации, лабораторный корпус и другие важные объекты. Заводской корпус N 9 был переоборудован под цех рулевых машин, корпус N 6а - под сборочный и испытательный цех, цехи NN 3 и 11 перестроены специально для изготовления ряда агрегатов ракеты, а в цехе N 78 установлено все необходимое оборудование для изготовления ее головной части. А вот в цехах NN 2, 5, 26 и 31 устроили специальные лаборатории и участки для изготовления, сборки и испытаний клапанов, датчиков и блоков и других вспомогательных узлов изделия 8К71. Высокие требования к уровню производства заставили завод приступить к модернизации всего оборудования и приобретению нового парка станков.

    Очень важным пунктом в перепрофилировании предприятия стала более высокая организация сварочного процесса. Если раньше на заводе N 1 сварка занимала скромное место в общем объеме производства, то теперь она стала одним из главнейших технологических процессов. Как вспоминает Д.И. Козлов, ему пришлось лично заниматься созданием «сварочного конвейера» и отбором рабочих для него.

    - Главная трудность здесь состояла в том, - рассказывает Дмитрий Ильич, - что авиационная промышленность сварки не знала: корпуса всех отечественных самолетов изготовлялись клепаными, в том числе и на заводе N 1. А вот в ракетном производстве сварка изначально применялась практически на каждом этапе, и в первую очередь - при сборке внешней оболочки изделия. Именно от качества сварочных работ в очень большой степени зависит прочность всех несущих конструкций ракеты. Поэтому в 1958 году, в период реорганизации завода N 1, здесь по моему заданию производился специальный отбор самых лучших сварщиков. Если учесть, что зарплата рабочих на нашем заводе была значительно выше, чем на других куйбышевских предприятиях, то устроиться сварщиком на завод N 1 стремились очень многие, в том числе и иногородние. Проявить свои способности обычно никому не отказывали.

    Отбор был жестким, для чего мы даже пошли на создание в одном из цехов 50 сварочных точек, на которых проверялись профессиональные качества рабочих. Расставляли на них 50 кандидатов, стремящихся получить место на сборочном производстве, и они работали здесь по нескольку дней, сваривая предлагаемые образцы металла. Затем специальная комиссия проверяла качество их работы, причем она осматривала и испытывала на прочность буквально каждый изготовленный шов. В результате из 50 сварщиков мы отбирали человек 20, не больше. Затем приглашались следующие полсотни кандидатов, и комиссия снова смотрела на их работу. Вот так к концу 50-х годов сборочное производство завода N 1, позже переименованного в «Прогресс», было укомплектовано лучшими рабочими, настоящими «мастерами - золотые руки». Но даже после такого серьезного отбора очень многих сварщиков мы направляли на дополнительную стажировку на опытный завод N 88 в Подлипки, где они учились специфике работы на ракетном производстве.

    Для кардинального улучшения качества сварочного процесса и внедрения новых технологий N 1 Д.И. Козлов в течение 1958-1960 годов неоднократно приглашал на предприятие и специалистов Института электросварки АН УССР имени Е.О. Патона. Неоднократно в Куйбышев приезжал и сам директор этого института - академик Б.Е. Патон. Многие ветераны помнят, как академик ходил по цехам, смотрел за ходом сварочных работ, за их организацией. Бывало, что он и сам брал в руки сварочный аппарат, чтобы показать рабочим новые методические и технологические разработки своего института. Эта помощь ученых, конечно же, еще больше увеличила степень надежности изделия 8К71.

    Принципиально новое производство потребовало также привлечения соответствующих инженерно-технических работников. О подготовке таких специалистов Д.И. Козлов рассказал следующее:

    - Очень серьезные требования в то время мы предъявляли не только к рабочим, но и к кадрам ИТР. Конечно же, инженеров-ракетчиков тогда еще не обучали ни в одном вузе страны. Куйбышевский авиационный институт еще только-только становился на ноги, и в его стенах в то время готовили специалистов для самолетостроительных заводов. Примерно то же самое можно было сказать и о тогдашнем Куйбышевском политехническом институте. Одним словом, в конце 50-х годов руководство завода N 1 встало перед необходимостью самостоятельно готовить для себя инженеров-ракетчиков, отбирая их из числа тех инженерно-технических работников, которые до этого занимались производством самолетов на заводе N 1. Причем такая подготовка тоже происходила «на ходу», в процессе перепрофилирования предприятия.

    Поскольку выпуск ракет на заводе в то время еще только-только начинался, все чертежи и прочая документация для них по-прежнему готовились в ОКБ-1 в Подлипках. Так вот, я отобрал около сотни перспективных инженеров непосредственно на заводе N 1, а затем к нам стали направлять также и выпускников куйбышевских технических вузов. Всех инженеров я направлял для стажировки в Подлипки - на 88-й завод и в НИИ-88, где стажеры работали на рядовых инженерных должностях: вникали в суть ракетного производства, готовили чертежи, знакомились с производственным процессом. Многие стажировались в Подлипках по году и более, и лишь после соответствующего обучения возвращались на работу в Куйбышев. Но даже после такой практики молодой инженер в лучшем случае мог здесь получить должность начальника сектора, не выше. Лучшие из лучших только со временем стали настоящими «золотыми головами» нашего предприятия.

   

    «Мы делаем ракеты на конвейере, как сосиски...»

   

    В течение всего 1958 года за ходом подготовки завода N 1 к массовому выпуску ракет Р-7, а позднее и за самой работой предприятия внимательно следило высшее руководство СССР. Так, в апреле 1958 года завод посетил заместитель председателя Совета Министров СССР Д.Ф. Устинов, в августе того же года - Первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета Министров СССР Н.С. Хрущев, а в апреле 1959 года - секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев. И поскольку на первом этапе темпы реорганизации предприятия заметно отставали от запланированных, то состояние дел с подготовкой производства изделий 8К71 и двигателей к ним дважды детально рассматривалось на заседаниях комиссии Президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам.

    В решении N 62, принятом комиссией 16 августа 1958 года, отмечалось следующее: «Несмотря на проделанную значительную работу на заводах NN 1 и 24 по подготовке производства изделия 8К71, постановление ЦК КПСС и СМ СССР от 2 января 1958 года N 2-1 по серийному изготовлению этих изделий в 1958 году выполняется неудовлетворительно. Основной причиной такого состояния является отставание с подготовкой производства, выделением производственных площадей и запуском в производство деталей и узлов». После обстоятельного доклада С.П. Королева комиссия определила конкретных виновников отставания (ими оказались смежные организации), а затем «наметила конкретные мероприятия с целью устранения имевших место недостатков».

    Однако и после этого в стране нашлись предприятия, не поставлявшие вовремя на завод N 1 ряд комплектующих узлов и деталей. Этот вопрос рассматривался на следующем заседании той же комиссии 10 сентября 1958 года, которая в своем решении N 72 отметила, что «за прошедший месяц... работы по подготовке серийного производства изделий 8К71 и двигателей к нему на заводах N 1 и 24 продолжают отставать от установленных сроков. Завод N 1 отстает с изготовлением оснастки сборочных цехов для изготовления агрегатов и узлов, имеющих большие диаметры, установок и стендов для испытания деталей, узлов и агрегатов изделия 8К71. Завод не приступил к сборке изделия 8К71 из узлов и деталей, представленных заводом N 88 ГКОТ, из-за неподготовленности сборочного цеха, реконструкция которого закончена с отставанием на один месяц. Производство рулевых машин обеспечено оснасткой на 45 процентов». Комиссия приняла к сведению доклады директоров заводов N 1 и N 24 В.Я. Литвинова и П.Д. Лаврентьева о том, что ими приняты все необходимые меры для начала выпуска изделий 8К71 уже в 1958 году.

    Производственники свое слово сдержали, и благодаря их неимоверным усилиям особо важное задание страны было выполнено в срок. В ноябре 1958 года комиссия Государственного комитета по оборонной технике СССР (ГКОТ) по заданию правительства инспектировала куйбышевские заводы NN 1 и 24, а также их основные предприятия-смежники - заводы NN 238, 281 и 305. По итогам проверки в своем докладе руководитель инспектирующей группы доложил, что «завод N 1 в настоящее время представляет собой нормально действующее предприятие по производству изделий 8К71, которое может обеспечить выполнение как программы 1958 года, так и программы 1959 года».

    К концу первой декады ноября здесь закончили сборку первой из запланированных «семерок», которая тогда же была передана на контрольно-испытательную станцию (КИС) завода. Учитывая необходимость изготовления в 1958 году еще двух изделий, работы по их сборке и испытаниям велись круглосуточно и без выходных дней. Все это время на самых ответственных участках сборки и испытаний ракет постоянно находился заместитель Главного конструктора ОКБ-1 Д.И. Козлов.

    Чтобы сейчас понять все значение той громадной работы, которую ему пришлось проделать в 1958 году, следует сказать: до него никто и никогда в мире не занимался переводом крупного промышленного предприятия на массовое ракетное производство, и к тому же в столь короткие сроки. Какими сжатыми они были, говорит хотя бы тот факт, что в феврале 1958 года, когда Д.И. Козлов приехал на предприятие, здесь все еще полным ходом продолжался выпуск самолетов. А в конце декабря того же года (всего через 10 месяцев после начала реорганизации) в цехах завода N 1 уже были собраны, проверены и подготовлены к отправке на полигон Тюратам три новые ракеты Р-7, одна из которых в феврале 1959 года успешно вышла на орбиту. Сейчас ни один серьезный производственник не поверит, что в такое короткое время можно полностью перепрофилировать хоть какое-нибудь крупное предприятие.

    Так или иначе, но уже к началу 1960 года завод N 1 имени И.В. Сталина представлял собой полностью сформированное и совершенно самостоятельное ракетное производство, выпускавшее каждую неделю по одной «семерке». И если для первых трех изделий ряд важных деталей и агрегатов все же были изготовлены на заводе N 88, то в 1959 году все узлы отправляемых на полигон Р-7 уже были «родными», куйбышевскими. Именно тогда после посещения завода N 1 Н.С. Хрущев заявил на весь мир, что «теперь мы делаем ракеты на конвейере, как сосиски», а потом пообещал с помощью этих ракет показать ненавистной Америке «кузькину мать»...

    В 1960 году закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР заместитель Главного конструктора ОКБ-1 Д.И. Козлов был награжден орденом Ленина, а директору завода N 1 В.Я. Литвинову второй раз вручили Звезду Героя Социалистического Труда (первую он получил в 1945 году). Как было сказано в документах, этих наград они удостоились «за успешное проведение беспрецедентной по масштабам и по срокам работы по организации в городе Куйбышеве полномасштабного ракетного производства».

   

    Подарок американскому президенту

   

    В 1958 году, когда на заводе № 1 в Куйбышеве полным ходом шла реорганизация производства, на полигоне Тюратам продолжались пуски ракет Р-7, которые в то время еще изготавливались на опытном заводе № 88 в Подлипках. Наряду с испытанием изделий военного назначения к этому времени состоялись и два старта в целях исследования космического пространства. Однако попытка запустить третий советский спутник 28 апреля 1958 года оказалась неудачной: на первых же секундах полета отказал один из двигателей, и ракета упала в степь недалеко от стартовой площадки. Конечно же, об этой аварии в советских газетах ничего не сообщалось. И все-таки третий советский спутник вскоре оказался в космосе: 15 мая того же года «семерка» уже не подвела и вывела аппарат на околоземную орбиту. После этого успеха С.П. Королев при личном одобрении Н.С. Хрущева начал подготовку к реализации программы запуска автоматических станций на Луну, осуществление которой с помощью все той же ракеты Р-7 было намечено на 1959 год.

    В целом в период с 24 декабря 1958 года по 27 ноября 1959 года с полигона Тюратам были произведены пуски 16 ракет Р-7 военного назначения, из которых восемь последних были уже целиком изготовлены в условиях серийного производства на заводе № 1 в Куйбышеве. Еще семь пусков «семерки» предназначались для выведения в космос автоматических станций, но только три из них оказались удачными и потому получили мировую известность. Кроме пуска 2 января 1959 года «Луны-1», которая прошла в пяти тысячах километрах от нашего естественного спутника и затем вышла на орбиту вокруг Солнца, осенью того же года состоялись еще два успешных старта, после которых престиж советской космонавтики поднялся на небывалую высоту. Сначала 14 сентября 1959 года поверхности нашего ночного светила впервые в мире достигла станция «Луна-2», а 4 октября на межпланетную траекторию вышла «Луна-3». Как известно, через три дня она сфотографировала обратную, ранее никем не виденную сторону нашего вечного спутника, после чего по телеканалам передала это изображение на Землю. Опубликованная в советской прессе, эта фотография в те дни буквально потрясла весь мир.

    В общей сложности из 16 «козловских» изделий Р-7, запущенных с оборонными целями в период с 24 декабря 1958 года по 27 ноября 1959 года, десять ракет выполнили свою задачу полностью. Три «семерки» потерпели неудачу из-за неустойчивой работы системы радиокоррекции. Одна ракета из-за ненормальной работы аппаратов наддува в системе подачи окислителя на конечном этапе полета. Еще две ракеты прекратили свой полет вскоре после старта из-за отклонений в работе двигательной установки.

    Конечно же, все эти неполадки вызывали озабоченность у руководства Министерства обороны СССР, и по этой причине постановление Совета министров СССР о принятии межконтинентальной баллистической ракеты Р-7 на вооружение Советской Армии было подписано только 20 января 1960 года. Уже к весне в СССР поставили на боевое дежурство четыре ракеты Р-7, нацеленные на Вашингтон, Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Чикаго. Что касается США, то в конце 1960 года они тоже приняли на вооружение свои баллистические ракеты «Атлас». Тем самым был дан старт ядерно-ракетному противостоянию двух мировых сверхдержав.

    Поскольку Д.И. Козлов прекрасно видел недостатки своего детища, то он, как и положено ведущему конструктору, стремился их устранить, причем в минимальные сроки. Основным из главных недостатков была низкая точность ракет, что военные специалисты на первом этапе предлагали компенсировать увеличением силы термоядерного заряда - не менее трех мегатонн. Но ведь понятно, что чем мощнее заряд, тем он тяжелее, а увеличение веса головной части сразу же сказывалось на дальности полета ракеты, которая в ходе некоторых испытаний вместо проектных 10 тысяч километров пролетала всего 8 тысяч.

    В мае 1959 года С.П. Королев, основываясь на материалах уже проведенных к тому времени испытаний Р-7, направил для утверждения в Совет министров СССР проект ее модернизации и создания на ее основе ракеты с более высокими техническими характеристиками. Впоследствии в технической документации это изделие получило наименование Р-7А (индекс 8К74). Комиссия Президиума Совета министров СССР по военно-промышленным вопросам своим решением № 59 от 10 июня 1959 года одобрила предлагаемые конструктивные изменения и рекомендовала ракету Р-7А для производства и последующих испытаний. При этом на завод № 1 возлагалась задача: в 1959 году изготовить два опытных образца изделия 8К74, наряду с продолжением выпуска изделий 8К71. Предприятие с задачей справилось, и летные испытания Р-7А на полигоне Тюратам прошли в срок - с 24 декабря 1959 года по июль 1960 года.

    Самым важным отличием Р-7А от предшественницы стала замена системы радиоуправления гироскопическими приборами, значительно более совершенными, что сразу же повысило точность поражения цели. К тому же модернизированное изделие имело меньшую стартовую массу по сравнению с Р-7 (276 тонн против 283 тонн). Снижение массы головной части стало возможным благодаря облегченному термоядерному боезаряду, а уменьшение остального веса ракеты произошло в результате более плотной компоновки ее агрегатов и оборудования, а также упразднения блоков радиокоррекции, ставших ненужными после перехода на новую систему управления. Несмотря на снижение общей массы, объем топливных баков Р-7А по сравнению с «семеркой» заметно увеличился, и потому ракета стала брать на борт больше горючего.

    Благодаря этим новшествам Р-7А в ходе первых же стартов покрывала расстояние более чем в 12 тысяч километров, в связи с чем для отработки полета на максимально возможную дальность уже в январе 1960 года изделия после запуска стали направлять не на камчатский полигон Кура, а дальше него - в акваторию Тихого океана. Всего в ходе этих летно-конструкторских испытаний с Тюратама и с 53-го научно-исследовательского полигона (НИИП-53) в Архангельской области (впоследствии космодром Плесецк) было проведено восемь пусков ракет Р-7А, в семи из которых изделие полностью выполнило свою задачу. В ходе испытаний удалось доказать правильность всех избранных конструкторских решений, а также существенно упростить процесс подготовки изделия к пуску, который теперь вместо двух суток занимал несколько часов. В 1961 году ракета Р-7А была принята на вооружение Советской Армии, заменив собой ракету Р-7.

    Что же касается международных событий, вызванных этими советскими ракетно-космическими успехами, то во время своего знаменитого визита в Америку в сентябре 1960 года Н.С. Хрущев преподнес Президенту США Дуайту Эйзенхауэру точную копию вымпела с гербом СССР, доставленного нашей ракетой на поверхность ночного светила. Очевидцы говорят, что в эти минуты на лице американского лидера наряду с дежурной улыбкой порой проскальзывала мимолетная гримаса, словно бы у него болели зубы.

    А в конце зимы 1960 года в американских газетах появились фотографии, на которых было запечатлено падение головной части «семерки» в океанские воды совсем рядом с Гавайскими островами и в каких-то двух тысячах миль от Сан-Франциско. Эти снимки буквально шокировали многих американских обывателей, но в то же время отрезвляюще подействовали на руководство США, которое, по данным советской разведки, к тому времени все еще не отказывалось от планов ядерного нападения на СССР.

   

    Чрезвычайное происшествие

   

    Как уже было сказано, два первых собственных ракетных изделия коллективу завода № 1 удалось изготовить к декабрю 1958 года ценой громадных усилий. Самая первая ракета 30 декабря была отправлена на полигон НИИП-5 в вагонах специального поезда для подготовки и проведения летных испытаний. В том же поезде на полигон Тюратам отбыли заместитель Главного конструктора ОКБ-1 Д.И. Козлов, а также бригада наиболее подготовленных и квалифицированных специалистов завода № 1, руководителем которой был назначен начальник смены КИС А.М. Солдатенков. Днем раньше из Москвы сюда же прилетел С.П. Королев.

    Безо всяких приключений литерный эшелон с секретным изделием прибыл на полигон 31 декабря 1958 года, и в тот же день грузовые вагоны подали к объекту № 135 (монтажно-испытательный корпус - МИК). Здесь они и стояли вплоть до 3 января 1959 года, когда совершенно неожиданно, что называется, на пустом месте, произошло чрезвычайное происшествие, суть которого видна из официального документа того времени, не так давно рассекреченного: «В связи с занятостью личного состава испытательной части изделие 8К71 № 041081 в первые дни января 1959 года не перевозилось в цех, а было оставлено в вагонах на железнодорожных путях около здания монтажно-испытательного корпуса (МИК)... В этой ситуации 3 января 1959 года, при совершении маневров на железнодорожных путях около МИКа, по вине службы железнодорожных перевозок полигона было допущено столкновение движущегося мотовоза со стоящими вагонами, в которых находилось изделие. Последующий осмотр блоков изделия, доставленных 4 января в здание МИКа, показал, что при столкновении имел место удар значительной силы. Блоки изделия, закрепленные на выдвижных рамах вагонов, были сорваны со своих мест вместе с рамами (порвались сцепко-упоры). Главным конструктором ОКБ-1 С.П. Королевым было принято решение о создании специальной комиссии, которой поручена проверка установленной на блоки изделия аппаратуры в лабораторных и заводских условиях...»

    Непосредственным очевидцем этого ЧП был Д.И. Козлов, который о нем вспоминает следующее:

    - Этот инцидент на полигоне Тюратам мне больше всего запомнился на фоне того напряженного времени, когда мы готовились к летным испытаниям самых первых ракет куйбышевского производства. Уже была известна дата пуска - 17 февраля, и потому весь завод работал без выходных, чтобы доставить на полигон первую ракету в установленные сроки. Можно представить мою реакцию, когда после нашего прибытия изделие не стали сразу выгружать из вагонов. Руководство полигона объясняло это тем, что на 2 января намечен пуск первой автоматической станции в сторону Луны, и потому весь персонал МИКа занят его подготовкой.

    Пуск лунной ракеты прошел успешно, а на другой день мне вдруг сообщили, что при маневровых железнодорожных работах произошла авария, во время которой в вагоны с нашим изделием врезался тепловоз. Когда мы с Королевым примчались на место происшествия, то выяснили, что из-за удара элементы оболочки нашей первой ракеты сорвались с крепежа, а ее топливные баки и некоторые другие узлы и детали получили серьезные повреждения. Нам сразу же стало ясно, что эту ракету вывозить на стартовую позицию уже нельзя, потому что от удара повело всю ее конструкцию, а рисковать мы не имели права. Поэтому к пуску 17 февраля 1959 года, который имел военное назначение, сразу же стали готовить вторую ракету, изготовленную на куйбышевском заводе и прибывшую на полигон во второй половине января. В указанный день состоялся ее успешный старт. Что же касается поврежденной ракеты, то ее впоследствии пришлось разобрать почти целиком и отправить обратно в Куйбышев. После дополнительных проверок выяснилось, что наиболее пострадавшие элементы ее конструкции восстановлению уже не подлежали. Тем не менее большинство узлов и агрегатов этой ракеты в дальнейшем все же были использованы при сборке других изделий, изготовленных заводом № 1 в 1959 году.

    Что же касается причин чрезвычайного происшествия, то его виновником был признан машинист тепловоза, который затем попал под суд.

   

    Научно-технический центр на Волге

   

    Уже в ходе перепрофилирования завода N 1 для серийного производства ракет Р-7 руководству ОКБ-1, а вслед за ним и первым лицам страны стало понятно, что Куйбышев буквально у них на глазах становится одним из главных научно-технических и конструкторских центров СССР в сфере ракетно-космических технологий. В связи с этим в первой половине 1959 года началась подготовка к созданию в нашем городе сначала отдела, а затем - и филиала ОКБ-1.

    Предпосылки для этого были заложены еще за три года до описываемых событий, когда в соответствии с приказом министра оборонной промышленности СССР Д.Ф. Устинова от 14 августа 1956 года в административное подчинение ОКБ-1 был передан опытный завод N 88, а само это конструкторское бюро отделилось от НИИ-88 и стало самостоятельным предприятием. Его начальником, как и прежде, оставался С.П. Королев, совмещавший этот пост с должностью Главного конструктора баллистических ракет. Директором НИИ-88 стал А.С. Спиридонов, а директором опытного завода N 88 был назначен Р.А. Турков, бывший до этого начальником экспериментального производства при ОКБ-1.

    В связи с таким разделением С.П. Королев с момента назначения его начальником предприятия, кроме решения научно-технических задач, также взял на себя обязанности хозяйственного руководителя крупнейшего производственного коллектива. С того момента он лично формировал плановую, финансовую, кадровую и технологическую политику предприятия, вникая во все тонкости обеспечения своих сотрудников жильем, местами в детских садах, яслях и пионерлагерях, строительства объектов социально-бытового и культурного назначения, создания системы снабжения заводчан товарами, и так далее. При этом Сергей Павлович не раз подчеркивал, что только в условиях постоянной заботы руководства предприятия о своих подчиненных можно требовать от людей хорошей работы и благодаря этому проводить в жизнь самые смелые научно-технические и проектно-конструкторские замыслы. Впоследствии Д.И. Козлов, тоже ставший к тому времени руководителем одного из крупнейших в Куйбышеве и во всей стране наукоемких производств, в сфере решения социально-бытовых проблем вверенного ему коллектива в полной мере использовал стиль и опыт работы своего руководителя и учителя С.П. Королева.

    В докладной записке N 863сс от 5 марта 1959 года, направленной на имя председателя ГКОТ К.Н. Руднева, С.П. Королев обосновал причины создания на заводе N 1 в Куйбышеве специализированного подразделения ОКБ-1 (впоследствии - филиала ОКБ-1). По мнению главного конструктора, уже в то время оно здесь было крайне необходимо для контроля над серийным производством изделий, разработанных ОКБ-1, а также для проведения опытно-конструкторских работ по вновь создаваемым изделиям. При этом С.П. Королев сразу же внес предложение назначить руководителем филиала ОКБ-1 заместителя главного конструктора Дмитрия Ильича Козлова.

    Однако вскоре выяснилось, что идея создания в Куйбышеве нового научно-технического центра далеко не у всех работников ЦК КПСС и Совета Министров СССР находит нужное понимание и поддержку. Докладная записка Королева в общей сложности гуляла по высоким кабинетам более года, прежде чем главному конструктору ценой невероятных усилий и благодаря уникальным пробивным способностям удалось довести эту идею до логического конца. Но еще раньше, не дожидаясь официального решения вопроса, Королев подписал приказ N 74 от 23 июля 1959 года о создании в составе ОКБ-1 серийно-конструкторского отдела в количестве 100 человек с его постоянным нахождением на заводе N 1 в Куйбышеве и с непосредственным подчинением его заместителю главного конструктора ОКБ-1 Д.И. Козлову. Перед отделом в то время ставилась задача - оперативное решение технических вопросов, связанных с освоением серийного производства изделий на заводе N 1. Поэтому день 23 июля 1959 года в ЦСКБ теперь ежегодно отмечается как дата основания предприятия.

    Приказом Д.И. Козлова N 1 от 17 ноября 1959 года вновь образованному отделу был присвоен номер 25 и определена его структура. Руководителем отдела он назначил А.И. Апексимова, ранее работавшего начальником группы в конструкторском отделе завода N 1. Заместителями начальника отдела N 25 тогда же стали: по конструкции изделия - П.А. Гридчин, ранее работавший заместителем начальника того же конструкторского отдела, и по испытаниям изделия - Л.Ф. Шумный, ранее работавший начальником отделения цеха N 55 завода N 1.

    Окончательно вопрос о создании в Куйбышеве подразделения ОКБ-1 был решен только после принятия постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР N 715-296 от 23 июня 1960 года, согласно которому при заводах N 1 и N 24 открывались филиалы ОКБ-1 и ОКБ-456 соответственно. Вслед за этим С.П. Королев издал приказ N 25сс от 20 июля 1960 года, в котором он обязал Д.И. Козлова в срок до 1 августа 1960 года разработать и представить для утверждения в вышестоящие инстанции предложения о численности сотрудников и фонде заработной платы новой организации, которую он возглавил. Впоследствии приказом председателя ГКОТ К.Н. Руднева N 413сс от 31 августа 1960 года филиалу ОКБ-1 в Куйбышеве был присвоен номер 3. По состоянию на 1 октября 1960 года в новой организации уже работало 176 человек. Основное пополнение кадрового состава предприятия в это время составили студенты, окончившие различные вузы страны, в том числе Ленинградский военно-механический институт, Московское высшее инженерно-техническое училище имени Н.Э. Баумана, Куйбышевской авиационный и Куйбышевский политехнический институты. Кроме того, сюда также пришло немало инженерно-технических работников завода N 1. Впоследствии многие из новичков филиала N 3 стали крупными специалистами ракетно-космической отрасли, орденоносцами и лауреатами различных советских премий.

    Завод N 1, переименованный с 1 января 1962 года в «Прогресс», очень быстро стал головным предприятием страны по выпуску ракет Р-7, а филиал N 3 ОКБ-1 - головным предприятием по созданию модификаций Р-7. Как известно, впоследствии на это предприятие была возложена еще одна важнейшая оборонная проблема - создание автоматических космических аппаратов по наблюдению за земной поверхностью. Впоследствии постановлением Совета Министров СССР N 758/316 от 8 сентября 1966 года филиалу N 3 ОКБ-1 с 1 января 1967 года были присвоены новые наименования: Куйбышевский филиал Центрального конструкторского бюро экспериментального машиностроения (ЦКБЭМ) - открытое наименование; предприятие п/я Г-4213 - условное наименование. А еще позже в соответствии с приказом Министра общего машиностроения СССР N 252 от 30 июля 1974 года предприятие окончательно отделилось от ЦКБЭМ и стало полностью самостоятельным, получив название, под которым мы его знаем и сейчас - Центральное специализированное конструкторское бюро.

   

    «У нас побывали все первые лица государства...»

   

    Вот что рассказал Д.И. Козлов о том, как начиналась работа филиала N 3 ОКБ-1 в Куйбышеве.

    - С конца 50-х годов нашей работе придавалось огромное значение. Все первые лица государства, начиная с Н.С. Хрущева, во время своих визитов в Куйбышев обязательно приезжали на завод N 1 и в наш филиал ОКБ-1. Как уже говорилось, Хрущев у нас побывал в августе 1958 года, сразу же после открытия Куйбышевской ГЭС и своего неудавшегося выступления на площади Куйбышева. Вообще-то в период моей работы в Подлипках я с ним не раз встречался, беседовал в столице, но в Куйбышеве увидеться с Хрущевым мне из-за занятости так и не удалось. В конце 50-х - начале 60-х годов я довольно часто общался также и с Л.И. Брежневым, поскольку он курировал в ЦК КПСС вопросы оборонной промышленности. В связи с этим мне не раз приходилось обращаться к нему с различными просьбами. А поскольку в Куйбышеве до 1964 года Брежнев бывал неоднократно, то в таких случаях для решения того или иного вопроса Леонид Ильич прямо из кабинета директора завода «Прогресс» звонил по телефону кому-нибудь из министров или руководителям предприятий-смежников. Проблема обычно разрешалась оперативно и точно. Но все это происходило до избрания его Генеральным секретарем ЦК КПСС. После 1964 года Брежнев в Куйбышев больше не приезжал, и мне с ним после этого тоже ни разу не удалось пообщаться - ни лично, ни по телефону.

    О том, насколько большое значение советское правительство тогда придавало работе нашего предприятия, говорит и вот такой факт. Ежегодно при утверждении плана приема новых инженерно-технических работников в филиал N 3 ОКБ-1 министр мне всегда говорил примерно следующее: «Вот сейчас я подписываю разрешение о приеме на твое предприятие еще 100 инженеров в течение года, но если даже ты примешь за это время не 100, а 500 человек, к тебе все равно не будет никаких претензий». А поскольку в 60-е - 70-е годы мы постоянно разрабатывали и внедряли в производство новые виды космической техники, дополнительные кадры нам всегда были очень нужны. Поэтому в лучшие времена общая численность коллективов ЦСКБ и завода «Прогресс» достигала 27-30 тысяч человек. Для сравнения скажу, что летом 2005 года на предприятии «ЦСКБ-Прогресс» в общей сложности работало только 17, 5 тысяч человек, из них непосредственно в ЦСКБ - 2600 человек.

    Нормальные деловые и человеческие отношения у меня всегда складывались и со всеми первыми руководителями Куйбышевского обкома КПСС и Куйбышевского облисполкома. В момент начала работ по перепрофилированию завода N 1 первым секретарем обкома партии был М.Т. Ефремов, а председателем облисполкома - А.М. Мурысев. Затем в ноябре 1959 года Мурысев стал первым секретарем обкома партии вместо Ефремова, а председателем облисполкома тогда же стал А.М. Токарев. Потом Токарев на протяжении ряд лет был первым секретарем обкома КПСС. А с конца 60-х годов парторганизацией нашей области поочередно руководили В.П. Орлов и Е.Ф. Муравьев.

    Отмечу сразу, что любая моя просьба о какой-либо помощи со стороны первых лиц области всегда встречала полное понимание, и такая помощь чаще всего оказывалась в кратчайшие сроки. Например, в начале 60-х годов, когда руководители завода «Прогресс» и нашего филиала ОКБ-1 встали перед необходимостью начинать собственное жилищное строительство, архитекторами для этого был определен район между улицей Полевой и больницей имени Пирогова (сегодня это начало проспекта Ленина). Но в то время указанные кварталы занимали небольшие домишки частного сектора. Чтобы расчистить участок для нашего жилищного строительства, нужно было оперативно отселить отсюда более сотни семей. Понятно, что без помощи областных и городских властей решить этот вопрос в приемлемые сроки мы бы не смогли. Только при непосредственном участии обкома КПСС всем переселенцам за счет города были в течение года предоставлены благоустроенные квартиры, в основном в «хрущевках» вдоль строящегося как раз в то время проспекта Гагарина. А наше предприятие на освободившемся участке в течение нескольких лет возвело дома улучшенной планировки, которые стоят здесь до сих пор.

   

    Объект «Восток»

   

    После успешных пусков первых советских искусственных спутников Земли, после поразивших весь мир достижений в изучении Луны стало очевидно, что следующим этапом в деле исследования космоса должен стать орбитальный полет человека. Первые практические шаги в этом направлении были сделаны медиками. Еще в 1958 году в Институте авиационной медицины по инициативе С.П. Королева были открыты две темы: N 5827 «Отбор человека для полета в космос» и N 5828 «Подготовка человека к первому космическому полету». А вскоре вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР N 22-10сс от 5 января 1959 года «О медицинском отборе кандидатов в космонавты».

    Однако реализация этого постановления на деле затянулась почти на год, и в первую очередь из-за отношения Министерства обороны СССР к проблеме пилотируемых полетов. Вот как о том времени вспоминает заместитель главного конструктора ОКБ-1 по системам ориентации и управления Б.Е. Черток (цитируем по его мемуарам «Люди и ракеты»): «Выходить наверх с предложением о полете человека в космос можно было только при поддержке военных: каждая ракета Р-7, необходимая для новых программ, так или иначе шла за их счет. Мы и так злоупотребляли терпением Министерства обороны, пользуясь его полигоном, контингентом военных специалистов и воинских частей для пусков по Луне, Марсу и Венере... Но здесь не в первый и не в последний раз косвенную поддержку нашей новой программе оказали американцы. По инициативе ЦРУ они начали разработку спутников-разведчиков».

    Здесь необходимо сделать небольшое пояснение. Передавать достаточно качественные фотографии земной поверхности по телеканалам со спутника в то время еще никто не умел, рассчитывал только на фотопленку, которую мало было запустить в космос, затем ее требовалось как-то вернуть на землю для проявки. В 1959 году задача спуска полезных грузов с орбиты еще не была решена. А поскольку проблема возвращения на Землю являлась также одной из главных и в случае полета человека на борту космического аппарата, то С.П. Королев при подготовке проекта правительственного постановления о серийном производстве кораблей-спутников пошел на определенную хитрость. В одном документе он представил на рассмотрение высших руководителей страны сразу две перспективные программы: первая - по изготовлению серии пилотируемых космических аппаратов, и вторая - по изготовлению спутников наблюдения. Результатом стало закрытое постановление ЦК КПСС и СМ СССР N 569-264 от 22 мая 1959 года «О создании объектов «Восток» для осуществления полета человека в космос и других целей».

    Головным исполнителем по созданию этих объектов было определено ОКБ-1 Государственного комитета по оборонной технике СССР. Что же касается куйбышевского завода N 1, то он, согласно этому документу, был обязан обеспечить изготовление двух изделий 8К71 для объектов «Восток» с выпуском одного из них в сентябре, а другого - в октябре 1959 года. Учитывая важность проблем, которые должны были решать комплексы «Восток», Совет Министров СССР вслед за этим принял еще одно закрытое постановление N 942-120 от 9 июня 1959 года. В нем правительство обязало Госплан РСФСР удовлетворить потребность Куйбышевского совнархоза и заводов N 1 и 24 в фондируемых и планируемых материалах и оборудовании вне всякой очереди.

    Вернемся к мемуарам Б.Е. Чертока: «С помощью Келдыша и Руднева Королеву удалось в это постановление вписать семь слов: «...а также спутника, предназначенного для полета человека». Такое объединение в одном постановлении двух, казалось бы, совершенно различных задач в дальнейшем привело и к технической унификации основных конструктивных элементов пилотируемых «Востоков» и «Зенитов» - первых фоторазведчиков. Постановление готовилось аппаратом Госкомитета оборонной промышленности и ВПК с участием Королева и других главных. Оно было без волокиты рассмотрено и подписано Хрущевым.

    Что означал полет советского человека в космос для престижа страны и доказательства преимуществ социалистической системы, Н.С. Хрущев понимал лучше самих авторов предложения».

   

    Программа «Меркурий»

   

    В это время и Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства США (НАСА) ударными темпами готовило к реализации собственную программу полета человека в космос. Американцев можно было понять: успешный выход на орбиту первого советского спутника, а также сенсационные достижения СССР в исследовании Луны с помощью автоматических станций подорвали престиж Соединенных Штатов на международной арене, заставляя весь мир сомневаться в качестве американской техники. Президент США Дуайт Эйзенхауэр, давая «зеленый свет» усиленному финансированию программы пилотируемого орбитального полета, рассчитывал не только поправить репутацию своей державы, но также повысить рейтинг своей администрации накануне очередных выборов главы государства, намеченных на ноябрь 1960 года. Тем же летом, согласно расчетам Вернера фон Брауна, в космосе должен был оказаться первый американец.

    Этот срок был официально объявлен после того, как директор НАСА Кит Гленнан в октябре 1958 года утвердил проект полета американского гражданина в околоземное пространство, получивший название «Меркурий». Первый астронавт США должен был совершить так называемый суборбитальный полет длительностью всего 15 минут. Это означало, что пилоту «Меркурия» предстояло пройти лишь часть полного витка вокруг нашей планеты - как бы ненадолго «нырнуть» в космос и тут же опуститься обратно на Землю. На первых порах выполнение американской программы шло по графику, и 9 сентября 1959 года состоялся первый пуск габаритно-весового макета корабля «Меркурий», который был отправлен в суборбитальный полет на ракете «Атлас-Д». Пуск оказался удачным, хотя и выявил множество недоработок в ракете-носителе.

    Эти и другие сообщения из-за океана заставили Н.С. Хрущева снова уделить серьезное внимание советской космической программе. Руководитель государства прекрасно понимал, что никакие запуски автоматических станций на орбиту, на Луну или к другим планетам по своей политической значимости даже близко не могут стоять с первым в мире полетом в космос человека, которым, конечно же, обязательно должен стать гражданин СССР. Именно поэтому в сентябре 1959 года процедуре отбора первых советских космонавтов наконец-то был дан «зеленый свет».

   

    Первый отряд космонавтов

   

    В течение осени 1959 года из почти 3, 5 тысячи военных летчиков специалисты Института авиационной медицины отобрали 347 человек, из которых после тщательного обследования к началу декабря осталось уже только 136 кандидатов. А 11 января 1960 года в Министерстве обороны СССР вышла совершенно секретная директива ГШ ВВС N 321141 «О формировании в/ч 26266 и группы ВВС N 1». Под этими цифрами были зашифрованы будущий Центр подготовки космонавтов (ЦПК ВВС) и первый отряд космонавтов. Впоследствии приказом Главкома ВВС К.А. Вершинина от 24 февраля 1960 года начальником в/ч 26266 был назначен полковник медицинской службы Е.А. Карпов. Начальником же группы ВВС N 1 стал легендарный советский летчик, генерал-майор авиации Н.П. Каманин, ставший в 1934 году одним из первых Героев Советского Союза за участие в спасении челюскинцев.

    После того как претенденты в космонавты прошли еще и психофизиологическое обследование, из их числа по медпоказаниям отсеялось 107 человек. Осталось только 29 самых здоровых и выносливых летчиков. Затем мандатная комиссия отклонила еще девять человек, у которых нашлись различные шероховатости в происхождении, биографии и прочих анкетных данных. После чего было принято решение о допуске к спецтренировкам 20 оставшихся претендентов на полет в космос. В первом отряде космонавтов оказалось девять летчиков ВВС, шесть летчиков системы ПВО и пять летчиков морской авиации. Всех их 7 марта 1960 года представили Главкому ВВС маршалу авиации К.А. Вершинину, который в тот же день подписал приказ о зачислении в группу ВВС N 1 первых кандидатов для орбитального полета. Поэтому 7 марта 1960 года считается датой создания первого отряда советских космонавтов.

    Вот как о своих встречах с этими легендарными покорителями космоса вспоминает Д.И. Козлов:

    - Где-то в середине 1960 года я впервые увидел в Подлипках группу молодых офицеров-летчиков, о которых вскоре узнал, что это кандидаты для будущего полета на нашей технике. Слово «космонавт» тогда еще практически не использовали, оно только-только входило в употребление, но Сергей Павлович Королев этих летчиков уже тогда называл будущими космонавтами. В организации работы отряда принимало участие много специалистов, но практическое воплощение идеи полета человека в космос «пробил» именно Королев, без него в то время она могла и не найти поддержки «наверху».

    Сам отряд космонавтов располагался не в Подлипках, а в небольшом дачном поселке километрах в 20 от нашего предприятия. Теперь здесь раскинулся известный всему миру Звездный городок, а тогда это был только комплекс временных строений, в которых космонавтов готовили к предстоящему полету. Эти летчики, кандидаты для полета в космос, неоднократно приезжали на наш 88-й завод и знакомились здесь с техникой, на которой им предстояло работать. Конечно же, мы тогда еще не знали, кто из них будет первым космонавтом, однако Гагарина я уже тогда запомнил, поскольку он выделялся из всех летчиков какой-то особой, располагающей улыбкой. Весной 1961 года эту улыбку увидел весь мир.

    ...Как известно, в августе 1960 года в отряде выделили ударную «шестерку»: Юрий Гагарин, Валентин Варламов, Анатолий Карташов, Андриян Николаев, Павел Попович, Герман Титов. Впоследствии из-за травм, полученных на тренировках, Варламова и Карташова заменили Валерием Быковским и Григорием Нелюбовым. Все эти шесть летчиков 17 и 18 января 1961 года успешно сдали экзамен для первого полета в космос, после чего генерал Каманин подписал не подлежащий оглашению список кандидатов в космонавты в такой последовательности: Гагарин, Титов, Нелюбов, Николаев, Быковский, Попович. Увы, вскоре после полета Гагарина из-за грубого нарушения дисциплины Нелюбов был выведен из ударной «шестерки». Вот так «шестерка» превратилась в «пятерку».

    Любой из этого небольшого списка кандидатов был готов к орбитальному полету и мог стать первым космонавтом планеты Земля. Однако у Юрия Гагарина тогда имелось неоспоримое преимущество: целым рядом черт характера он вызывал всеобщую симпатию, сами летчики признавали за ним право на лидерство. Показательно, что еще осенью 1960 года всем двадцати членам первого отряда космонавтов было предложено анонимно высказаться, кто из них является неформальным лидером и кто наиболее достоин стать «первым». Девятнадцать анкетируемых тогда назвали Юрия Гагарина.

   

    Ракета с блоком «Е»

   

    В апреле 1960 года в ОКБ-1 был разработан эскизный проект корабля-спутника. Из-за недостатка средств и пилотируемый корабль, и спутник-фоторазведчик С.П. Королев решил делать однотипными. Поэтому даже в документации оба объекта проходили под одним именем «Восток», но с разными цифровыми обозначениями. Экспериментальный унифицированный корабль-спутник, который одинаково подходил для установки на нем и фотоаппаратуры, и кабины космонавта, назывался «Восток-1» (1К). Именно на его базе должны были отрабатываться основные схемы и конструкции как спутника-разведчика «Восток-2» (2К), предназначенного для маршрутной съемки и радиоразведки средств ПВО, так и системы спутника «Восток-3» (3КА), на котором предполагалось осуществить полет человека в космос (КА - космический аппарат, а цифра «3» - третий по значимости объект согласно правительственному постановлению). Только после полета Гагарина объект «Восток-3КА» стал называться просто «Восток», а «Восток-2» был переименован в «Зенит-2».

    К тому моменту вышло постановление Совета министров СССР от 4 июня 1960 года «О плане освоения космического пространства». В этом документе устанавливались сроки запуска кораблей-спутников: до мая 1960 г. - два спутника «Восток-1» без теплозащиты и жизнеобеспечения (1К), до августа 1960 года - три спутника «Восток-2» (2К) для отработки систем корабля и аппаратуры фото- и радиоразведки и сентябрь-декабрь 1960 года - корабль-спутник «Восток-3КА» для отработки аппаратуры и системы жизнеобеспечения человека.

    Космический корабль «Восток» состоял из спускаемого аппарата массой 2,4 тонны и приборного отсека массой 2,3 тонны, в котором располагалась тормозная двигательная установка (ТДУ) с двигателем тягой 1600 кгс. Спускаемый аппарат (СА) крепился к двигательному отсеку стяжными лентами, на которых располагалась часть антенн радиосистем. После полета по орбите он возвращался на Землю вместе с оборудованием и космонавтом. При этом человек в течение всего полета находился в специальном скафандре, обеспечивающем при необходимости пребывание его в разгерметизированной кабине в течение четырех часов и защиту при катапультировании на высотах до 10 тысяч метров. Стартовая масса космического корабля «Восток» в варианте 3КА распределялась следующим образом: конструкция - 20%, теплозащита - 17,7%, бортовые системы - 21,5%, бортовая кабельная сеть - 8,6%, система электропитания - 12,5%, ТДУ - 8,4%, средства приземления - 3,2%, кресло с космонавтом - 7,1%, заправка газами - 1 %.

    Вот что вспоминает о тех незабываемых днях Д.И. Козлов:

    - Первые ступени ракеты Р-7, на которой вышел на орбиту первый космонавт, были изготовлены на нашем заводе № 1 имени И.В. Сталина, в цехах которого, как уже говорилось, всего за два года до этого события еще производились самолеты. Я в то время уже тоже работал в Куйбышеве. Помню, что для первого полета человека в космос ракету специально не отбирали и не готовили - это было наше обычное серийное изделие, которое в начале 1961 года наряду с прочими ракетами также изготовили в заводских цехах и отправили для сборки на завод № 88 в Подлипки. Только позже на нашем предприятии узнали, что одно из этих изделий готовится к полету с космонавтом на борту, и что для него в Подлипках уже изготовлен блок «Е». Этим грифом в то время обозначали космический корабль, предназначенный для полета человека, который весь мир вскоре узнал под именем «Восток».

   

    В космосе собаки и обезьяны

   

    Запуск же первого корабля-спутника был осуществлен 15 мая 1960 года только для проверки его основных систем. При этом 19 мая при включении тормозной двигательной установки (ТДУ) произошел сбой системы ориентации, в результате чего корабль не затормозился, а ускорился, что сделало невозможным его сход с орбиты. Затем 28 июля 1960 года последовал пуск уже полностью оборудованного второго корабля-спутника 1К с собаками Чайкой и Лисичкой на борту. При этом вследствие аварии ракеты-носителя выход корабля на орбиту не состоялся, а собаки погибли. 19 августа 1960 года прошел успешный старт третьего корабля-спутника 1К с собаками Белкой и Стрелкой на борту, которые 20 августа были впервые успешно возвращены с орбиты на Землю.

    Что же касается американской космической программы, то корабль «Меркурий» в полном оснащении вместо конца 1959 года был изготовлен только к началу лета 1960 года. Некоторые горячие головы из НАСА предлагали сразу же отправить на нем в космос астронавта, однако руководители управления все же не стали рисковать и первый пуск готового корабля сделали беспилотным. Между прочим, правильно сделали: во время старта 29 июля 1960 года ракета-носитель «Атлас-Д» взорвалась на 58-й секунде полета, похоронив под своими обломками и «Меркурий». Тем не менее Вернер фон Браун, несмотря на эту неудачу, в своих интервью по-прежнему продолжал утверждать, что американский астронавт будет в космосе раньше русского. Аварийным оказался и очередной пуск ракеты с «Меркурием» в ноябре 1960 года, но уже 19 декабря американский беспилотный корабль все же был успешно выведен на орбиту вокруг Земли.

    Активность американцев заставила Н.С. Хрущева 11 октября 1960 года подписать еще одно постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР, в котором создание пилотируемого космического корабля объявлялось задачей особой государственной важности, а все остальные проекты отодвигались на второй план. И поскольку американцы к тому времени уже наметили полет своего первого астронавта на начало 1961 года, в этом документе предписывалось вывести в космос корабль с гражданином СССР на борту не позднее декабря 1960 года. Однако сделать этого не удалось, потому что два пуска советских кораблей-спутников в декабре завершились авариями и гибелью подопытных животных. Тем временем НАСА продолжала форсировать выполнение своей программы, и 31 января 1961 года они произвели пуск «Меркурия» с обезьяной на борту, которая затем успешно вернулась на Землю. После этого многие высокопоставленные лица рекомендовали фон Брауну уже на следующей ракете отправить в космос человека, однако конструктор, озабоченный неполадками, возникшими в ходе полета Хэма, решил провести еще два испытательных беспилотных пуска, и только потом рискнуть жизнью американского астронавта. Впоследствии многие упрекали фон Брауна, что ценой его нерешительности в начале 1961 года стал очередной удар по престижу Соединенных Штатов, нанесенный успешным полетом в космос советского космонавта Юрия Гагарина.

   

    «Одобрить первый полет человека в космос»

   

    К началу 1961 года в СССР уже была изготовлена серия кораблей-спутников 3КА, оборудованных всеми необходимыми системами для полета человека в космос. Для их запуска к ракете 8К71 добавлялась третья ступень с космическим кораблем (блок «Е»), и в этой комплектации она получила индекс 8К72. Два таких изделия прошли отработку с собаками на борту - 9 и 25 марта 1961 года. Программа обоих полетов была выполнена полностью и прошла без замечаний.

    Медицинские данные о состоянии собак после их полета на этих двух кораблях-спутниках оказались положительными. 29 марта 1961 года состоялось заседание Государственной комиссии, где было заслушано предложение С.П. Королева о полете человека на орбиту вокруг Земли на борту космического корабля «Восток». К тому моменту уже были известны результаты двух последних пусков американского корабля «Меркурий», состоявшихся 21 февраля и 24 марта 1961 года. Оба они оказались удачными и прошли без замечаний, после чего Вернер фон Браун, воодушевленный отрывшимися перспективами, назначил на 24 апреля первый полет в космос американского астронавта, о чем разослал приглашения Президенту США, главе правительства, а также руководителям крупнейших фирм и банков, редакторам газет и телеканалов.

    Заседание Государственной комиссии 29 марта 1961 года проводил министр оборонной промышленности СССР Д.Ф. Устинов. Он чувствовал историческую значимость предстоящего решения, поскольку именно от него зависело, сможет ли СССР опередить США в этой напряженной космической гонке. Поэтому министр попросил каждого главного конструктора высказать свое мнение по поводу намеченного полета. Получив заверения о полной готовности всех систем, Д.Ф. Устинов общее мнение сформулировал так: «Принять предложение главных конструкторов». Далее по итогам этого заседания Государственная комиссия приняла решение о возможности первого в истории полета человека в космос на корабле «Восток» (3КА) и назначила его дату - 12 апреля 1961 года. После этого комиссия подготовила докладную записку в ЦК КПСС и Правительство СССР, в котором просила утвердить как эту дату, так и дальнейшую программу первых пилотируемых пусков, включавшую в себя полеты шести космических кораблей типа 3КА, в том числе групповые полеты двух кораблей и отправку на орбиту женщины-космонавта.

    30 марта 1961 года этот документ за подписями Д.Ф. Устинова и всех главных конструкторов был подан в ЦК КПСС и Совет министров СССР. Вот лишь некоторые выдержки из него: «Проведен большой объем научно-исследовательских, опытно-конструкторских и испытательных работ как в наземных, так и летных условиях... Всего было проведено семь пусков кораблей-спутников «Восток»: пять пусков объектов «Восток-1К» и два пуска объекта «Восток-3КА». Результаты проведенных работ по отработке конструкции корабля-спутника, средств спуска на Землю, тренировки космонавтов позволяют в настоящее время осуществить полет человека в космическое пространство.

    Для этого подготовлены два корабля-спутника «Восток-3КА». Первый корабль находится на полигоне, а второй подготавливается к отправке. К полету подготовлены шесть космонавтов. Запуск корабля-спутника с человеком будет произведен на один оборот вокруг Земли, с посадкой на территории Советского Союза на линии Ростов-Куйбышев-Пермь...

    Считаем целесообразным публикацию первого сообщения ТАСС сразу после выхода корабля спутника на орбиту по следующим соображениям:

    а) в случае необходимости это облегчит быструю организацию спасения;

    б) это исключит объявление каким-либо иностранным государством космонавта разведчиком в военных целях...»

    3 апреля 1961 года было принято постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О запуске пилотируемого космического корабля-спутника». В нем содержались следующие пункты:

    «1. Одобрить предложение... о запуске космического корабля-спутника «Восток» с космонавтом на борту.

    2. Одобрить проект сообщения ТАСС о запуске космического корабля-спутника Земли с космонавтом на борту и предоставить право Комиссии по запуску в случае необходимости вносить уточнения по результатам запуска, а Комиссии Совета министров СССР по военно-промышленным вопросам опубликовать его».

    Теперь уже ничто больше не мешало вступлению человечества в эру пилотируемой космонавтики, и потому 8 апреля 1961 года состоялось историческое заседание Государственной комиссии под председательством К.Н. Руднева. На нем было принято решение назначить Ю.А. Гагарина основным кандидатом для первого пилотируемого полета на космическом корабле-спутнике «Восток», а его дублером - Г.С. Титова.

   

    Он сказал: «Поехали!»

   

    12 апреля 1961 года в 9 часов 07 минут 59,7 секунды стартовал космический корабль 3КА N 3 массой 4725 кг с летчиком-космонавтом Ю.А. Гагариным на борту. Космический корабль был выведен ракетой-носителем 8К72 (впоследствии названной ракетой-носителем «Восток») со стартовой массой 287 тонн на орбиту с перигеем 181 км и апогеем 327 км. Пуском первого в мире пилотируемого корабля руководили С.П. Королев, А.С. Кириллов и Л.А. Воскресенский. Полет первого космонавта продолжался 108 минут. Приземление космонавта произошло в 10 часов 55 минут на мягкую пашню недалеко от Волги вблизи деревни Смеловки Терновского района Саратовской области. Успешный полет первого космонавта показал, что человек может осваивать космическое пространство. Создатели ракеты Р-7 и космического корабля «Восток» принимали заслуженные поздравления, а в адрес советского руководства со всего мира потоком шли телеграммы с приветствиями и выражением восхищения уровнем советской ракетной техники. Вот только некоторые из них.

   

    «Его Превосходительству г-ну Никите С. Хрущеву,

    Председателю Совета министров СССР, Москва.

   

    Ваше Превосходительство.

    Народ Соединенных Штатов Америки разделяет удовлетворение народа Советского Союза в связи с благополучным полетом астронавта, представляющим собой первое проникновение человека в космос. Мы поздравляем вас и советских ученых и инженеров, сделавших это достижение возможным. Я выражаю искреннее пожелание, чтобы в дальнейшем стремлении к познанию космоса наши страны могли работать вместе и добиться величайшего блага для человечества.

    Искренне Ваш, Джон Ф. Кеннеди».

   

    «Успех советских ученых и астронавтов делает честь Европе и человечеству. Я рад воздать им должное и направляю им самые горячие поздравления.

    Президент Французской Республики Шарль де Голль».

   

    «От имени британского правительства я посылаю Вам свои горячие поздравления по случаю величайшего успеха ваших ученых, техников и астронавтов в осуществлении полета человека в космос. Это является историческим событием.

    Премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан».

   

    Для западного мира полет Юрия Гагарина стал очередным шоком - как политического, так и технологического характера. Дело в том, что этот впечатляющий прорыв Советского Союза в космос пришелся на самый разгар «холодной войны», когда средства массовой информации и политические лидеры Америки и Западной Европы активно формировали образ «лапотной России», погрязшей в товарном дефиците, в социальных и технических проблемах. А тут благодаря космическим успехам СССР на глазах обывателя вдруг начала рушиться та модель мира, которую ему усиленно рисовали, и к которой он так привык за многие десятилетия. Неудивительно, что в те дни американскую прессу заполонили статьи примерно такого же характера, какую в середине апреля 1961 года опубликовала газета «Нью стейтсмен»:

    «Успешное осуществление Россией орбитального полета человека, и в еще большей степени факт возвращения его на Землю, служит мрачным напоминанием о том, что во всей области космической техники Россия по-прежнему идет далеко впереди Запада. Русский космический корабль, оборудованный для полета человека, как по размерам, так и по конструкции значительно более совершенен, чем все, что американцы сейчас планируют запустить. В самом деле, ракета, которая вывела майора Гагарина в космос, как полагают, в пять раз больше любой ракеты, использованной до сих пор Соединенными Штатами для запуска спутников. Единственная американская ракета, которую можно было бы сравнить с русскими ракетами, - многоступенчатый «Сатурн» - все еще находится в начальной экспериментальной стадии».

   

    Туба из корабля Гагарина

   

    Заместитель Главного конструктора и руководитель куйбышевского филиала N 3 ОКБ-1 Д.И. Козлов был очевидцем и непосредственным участником наиболее важных событий, связанных с первым полетом человека в космос. Вот как об этом вспоминает Дмитрий Ильич:

    - О том, что на роль первого космонавта утвержден именно Юрий Гагарин, я узнал сразу же после заседания Государственной комиссии, которое состоялось за четыре дня до исторической даты 12 апреля 1961 года. При этом 10 апреля в числе многих других руководителей предприятий ракетной отрасли я был вызван в Подлипки на совещание, которое здесь проводили Устинов и Королев. После того как произошел пуск ракеты с Гагариным на борту, я вместе с небольшой группой специалистов тут же поехал на местный аэродром, где все мы и услышали сообщение о его успешном приземлении. Правда, в нем не говорилось, где именно приземлился первый космонавт, однако нам к тому времени уже передали, что он находится в Саратовской области, совсем недалеко от Куйбышева.

    На заводском самолете мы немедленно вылетели из Подлипок в Саратов, а оттуда на военном вертолете - уже непосредственно на место успешной посадки первого космонавта, в район деревни Смеловки. Около спускаемого аппарата Гагарина мы оказались примерно через час после его приземления. Почти одновременно сюда же прилетели Королев, Келдыш, Пилюгин, Воскресенский, некоторые другие специалисты ракетной отрасли, партийные и советские руководители Куйбышевской и Саратовской областей, а также представители командования ПриВО. Мы сразу же стали обследовать спускаемый аппарат и забрали из него некоторое оборудование и другие предметы, в том числе набор продуктов для космонавта в тубах. Помню, там были разные соки, мясное и картофельное пюре, каши и так далее. Через несколько минут мы сели в поджидавший нас самолет, который мог приземляться на земляную взлетную полосу, и на нем отправились в Куйбышев. Пока летели, мы по русской традиции отметили первый полет человека в космос несколькими стопками водки, а закусывали теми самыми продуктами из туб, которые забрали из кабины космического корабля. Одна из этих пустых туб с надписью «Мясное пюре» до недавнего времени хранилась у меня дома как память о тех событиях. (Автором этих строк та самая туба была передана в Самарский областной историко-краеведческий музей - В.Е.).

    На аэродром завода N 1 (ныне он называется аэродром «Безымянка») наш самолет прибыл буквально через три минуты после самолета, на котором сюда же привезли Гагарина с места его благополучной посадки. Мы быстро выбрались из кабины, и я смог увидеть, как первый покоритель космоса спускался по металлической лестнице на бетонную взлетную полосу, после чего он сразу же попал в руки своих товарищей по отряду космонавтов. На аэродроме к моменту прилета Гагарина собралось очень много народу, в основном из числа рабочих и служащих заводов N 1 и 18. Были здесь также первые руководители Куйбышевской области и все высшее командование ПриВО. Никого из посторонних до Гагарина не допустили, и уже через несколько минут после его выхода из самолета первого космонавта посадили в поджидавшую машину и увезли на спецдачу обкома КПСС на Первой просеке.

    Как потом я узнал, руководство КГБ не то чтобы слишком опасалось покушения на жизнь первого космонавта со стороны неких иностранных спецслужб, но больше всего было озабочено тем, как бы массы ликующих горожан в порыве радости не причинили бы ему какого-нибудь вреда. Между прочим, дальнейшие события, произошедшие во время последующих встреч героев космоса в Куйбышеве, показали, что такие опасения не были напрасными. Так, если после прилета Гагарина на аэродроме с ним могли пообщаться только члены отряда космонавтов, руководители области и специалисты наших предприятий, то уже при встрече космонавта-2 Германа Титова охрана аэродрома не смогла сдержать толпу радостных заводчан, желающих увидеть поближе своего национального героя. В итоге Титов в течение 10-15 минут просто не мог пройти к автомашине, которая ждала его на аэродроме. Лишь дополнительные усилия охраны и работников КГБ в конце концов помогли нашему второму космонавту пройти через толпу, чтобы он смог уехать на ту же самую дачу на Первой просеке, где за несколько месяцев до него уже отдыхал Гагарин.

   

    Утерли нос Америке

   

    - А космонавт-1, - продолжил свой рассказ Д.И. Козлов, - в течение дня 12 апреля прошел медицинское обследование на той же даче, затем пообедал - и по настоянию врачей его сразу же отправили на отдых. Так что в первый день после полета пообщаться с Гагариным не удалось практически никому, кроме членов медкомиссии, членов отряда космонавтов и охранявших его сотрудников КГБ. А вот на другой день на обкомовскую дачу приехали практически все руководители и главные конструкторы предприятий, которые готовили к полету в космос «гагаринскую» ракету и корабль «Восток», руководители Куйбышевской области и областного комитета КПСС, высшее командование ПриВО. В их числе 13 апреля на даче побывал и я.

    Здесь мне в составе большой группы гостей удалось немного пообщаться с первым космонавтом планеты. Гагарин мне запомнился совершенно простым парнем, небольшого роста и с белозубой яркой улыбкой, без каких-либо признаков манерности и высокомерия, которые нередко появляются у людей, обремененных всемирной славой. Потом я присутствовал на небольшом застолье, на котором было не больше 10-15 человек. Кроме Гагарина здесь были также С.П. Королев, некоторые руководители и главные конструкторы предприятий ракетной отрасли, в том числе и куйбышевских, секретари обкома Мурысев и Буров, председатель облисполкома Токарев, командующий войсками ПриВО Павловский, начальник отряда космонавтов генерал Каманин и другие. Помню, на столе среди разных закусок стояла и водка. Все мы выпили по стопке за первый успешный полет человека в космос, и Гагарин тоже немного с нами выпил. После этого все присутствующие в течение нескольких минут говорили на разные темы, расспрашивали Гагарина о его впечатлениях за время полета и так далее. Я тоже о чем-то с ним говорил, но о чем конкретно, сейчас уже не помню.

    Затем первый космонавт в течение 10-15 минут подписывал для присутствующих собственные фотографии, различные газеты от 13 апреля 1961 года со своим портретом, а иногда просто расписывался на чистых листках бумаги. Сейчас у меня дома хранится фотография, на которой запечатлен Гагарин во время этой процедуры, а я стою позади него в составе группы технических специалистов. В тот раз Юрий Алексеевич и для меня тоже поставил свой автограф на газете «Волжская коммуна» со своим портретом и сообщением ТАСС.

    ...Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 июня 1961 года начальнику и Главному конструктору филиала N 3 ОКБ-1 Д.И. Козлову в числе других специалистов ракетно-космической отрасли было присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ему ордена Ленина и Золотой Звезды «Серп и Молот». Главный конструктор ОКБ-1 С.П. Королев в соответствии с тем же Указом стал Дважды Героем Социалистического Труда. В тексте документа говорилось, что этого звания они были удостоены «за выдающиеся заслуги в создании образцов ракетной техники и обеспечение успешного полета человека в космическое пространство».

    А суборбитальный полет, запланированный Вернером фон Брауном на 24 апреля 1961 года, в тот день так и не состоялся. Из-за различных неполадок он несколько раз откладывался, и в итоге первый 15-минутный «нырок» в космос американского астронавта Алана Шепарда на борту «Меркурия» произошел только 5 мая. Второй суборбитальный полет 21 июля 1961 года совершил его коллега Вирджил Гриссом, а настоящий орбитальный полет продолжительностью в три витка «Меркурий» с астронавтом Джоном Гленном на борту смог осуществить только 20 февраля 1962 года. К тому времени в космосе уже успел побывать наш Герман Титов, который на «Востоке-2» в течение 25 часов 6-7 августа 1961 года совершил 17 витков вокруг Земли.

   

    Гарантия мира во всем мире

   

    В конце мая 1972 года в Москве произошло беспрецедентное по своему значению политическое событие: в столицу СССР с официальным визитом прилетел Президент США Ричард Никсон. До этого за всю 200-летнюю историю российско-американских и советско-американских отношений заокеанский лидер побывал в нашей стране лишь однажды - на знаменитой Ялтинской конференции в феврале 1945 года, когда Франклин Рузвельт прилетал в Крым для встречи с Иосифом Сталиным и Уинстоном Черчиллем. А вот в столице России американские президенты до этого вообще не бывали ни разу.

    Как известно, целью того официального визита Ричарда Никсона в Москву было подписание договора об ограничении стратегических вооружений, который вошел в историю под названием ОСВ-1. От имени советской стороны свою подпись под договором поставил Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев. Это историческое событие состоялось 26 мая 1972 года, и оно, по признанию обеих сторон, явилось результатом достижения нашей страной военного паритета с США, в первую очередь в сфере ракетно-ядерных вооружений. Однако в то время лишь узкому кругу специалистов было известно о той громадной роли, которую в обеспечении этого хрупкого международного равновесия сыграло совершенно секретное предприятие, находившееся в закрытом для иностранцев городе Куйбышеве и возглавляемое 52-летним доктором технических наук Д.И. Козловым.

    Из воспоминаний ответственных работников Министерства иностранных дел СССР, в том числе и главы советского МИДа А.А. Громыко, нам сегодня известно, что закрытые переговоры о тексте этого важнейшего документа и о сроках его подписания в Москве, Вашингтоне, Женеве, Вене и Хельсинки шли в течение нескольких лет. Самым принципиальным положением, по которому партнеры никак не могли найти приемлемого для всех сторон решения, был пункт о контроле над исполнением будущего договора. И в самом деле: как определить точное количество ракет и ядерных боеголовок у армии другого государства, если политики и военные противостоящих сторон друг другу, мягко говоря, не доверяют?

    Сейчас некоторые аналитики считают, что именно по причине неопределенности в сфере контроля над действиями вероятного противника договор ОСВ-1 в 1972 году вполне мог бы оказаться и не подписанным. Если бы не разработки мало кому в то время известного Куйбышевского филиала ЦКБЭМ в сфере спутникового наблюдения за земной поверхностью. Когда на стол Министра обороны СССР, а потом и Генсека легли детальные фотографии стартовых позиций американских ядерных ракет «Титан» и «Минитмен», секретных аэродромов со стратегическими бомбардировщиками, военно-морских баз с подводными ракетоносцами, то для советских лидеров это стало лучшим аргументом в пользу ОСВ-1. Эти фотоснимки небывалой четкости, сделанные «козловскими» космическими фоторазведчиками, фактически отодвинули всю планету от вполне реальной угрозы глобального ядерного конфликта, последствия которого могли бы стать катастрофическими для всего человечества. Неспроста известный журналист и писатель Ярослав Голованов в своих публикациях на эту тему писал, что «Дмитрий Ильич Козлов стал по сути дела всемирным миротворцем... Спутники Козлова делают «сверхпроблематичной» Третью мировую войну, он... решил грандиозную, нет, не техническую, а политическую задачу...»

   

    «Мне сверху видно все, ты так и знай»

   

    А начиналось это еще в конце 50-х годов, когда советской разведке стало известно о работах американских специалистов из НАСА по созданию космического спутника-фоторазведчика. Руководство СССР уже тогда примерно представляло себе, что будет, если ЦРУ вдруг начнет получать из космоса снимки наиболее закрытых уголков территории нашей страны. Ведь даже фотоаппараты, установленные на самолетах-разведчиках У-2, с высоты 20-22 километров отлично запечатлевали и Семипалатинский атомный полигон, и наши заводы по изготовлению ядерного и химического оружия, и космодром Тюратам, и другие подобные сверхсекретные объекты. Что же тут говорить о космическом фоторазведчике, который с высоты 200 километров мог увидеть сразу половину Европейской части Советского Союза.

    На эти американские конструкторские разработки срочно требовался адекватный ответ. Вот почему 22 мая 1959 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление N 569-264, в котором речь шла о создании объектов под общим названием «Восток». Как уже говорилось в предыдущих главах, правительство страны, наряду с проектированием аппарата для полета человека в космос, этим документом обязывало советских конструкторов срочно приступить к созданию автоматического спутника-наблюдателя, оснащенного фотоаппаратурой и специальными разведывательными радиосистемами. Конкретно же работа над этим объектом поручалась подмосковному предприятию ОКБ-1, возглавляемому С.П. Королевым, а куйбышевский завод N 1 был обязан на первых порах обеспечить изготовление двух изделий 8К71 для вывода объектов «Восток» на орбиту, с выпуском одного из них в сентябре, а другого - в октябре 1959 года.

    Первоначально, согласно постановлению от 22 мая 1959 года, наш аппарат-наблюдатель имел название «Восток-2». Однако после полета Ю.А. Гагарина ему во избежание путаницы пришлось давать другое имя. В соответствии с решением комиссии Президиума Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам N 99 от 26 мая 1961 года этому объекту и выводящей его на орбиту ракете-носителю 8А92 было присвоено наименование «Комплекс «Зенит-2». Под таким именем первый в мире спутник-фоторазведчик и вошел в историю космонавтики.

    Впрочем, конструкторы всегда стремились заглянуть в завтрашний день развития техники, не дожидаясь, когда на это будет дано разрешение свыше. Совсем недавно стало известно, что проектирование аппаратов космического наблюдения в советских КБ началось задолго до подписания на сей счет официального правительственного документа - еще в 1956 году, когда в секторе Е.Ф. Рязанова отдела N 9 ОКБ-1 (начальник М.К. Тихонравов) уже разрабатывались эскизные варианты будущих космических фоторазведчиков. Их основные компоновочные схемы строились из двух частей - приборного отсека и спускаемой капсулы. В приборном отсеке конструкторы намечали разместить фотоаппаратуру, специальную радиоаппаратуру и прочие служебные системы, обеспечивающие деятельность аппарата в орбитальном полете. В капсуле же находились кассеты с пленкой, оборудование, необходимое для ее работы при сходе с орбиты и для поиска после посадки, а также тормозная двигательная установка. Уже тогда предполагалось, что промежуток времени от момента съемки какого-либо района земного шара до момента приземления спускаемой капсулы с отснятой фотопленкой в заданном районе СССР мог при необходимости составлять всего 1-2 часа.

    Используя эти проекты, С.П. Королев вскоре после выхода правительственного постановления от 22 мая 1959 года в целях экономии средств и времени решил совместить в одной конструкции и схему пилотируемого космического корабля, получившего наименование «Восток-3КА», и эскизные проекты спутника-фоторазведчика «Восток-2». Выше уже было сказано, что первоначально приоритетной задачей ОКБ-1 считалась разработка второго из названных аппаратов.

    Однако уже в конце 1959 года, после принятия Н.С. Хрущевым политического решения о необходимости обогнать Америку в осуществлении первого в мире полета человека в космос, С.П. Королев все свои основные конструкторские силы бросил на создание пилотируемого космического корабля.

    Нельзя сказать, что работа над спутником-разведчиком в 1959-1960 годах была полностью заморожена. Нет, в меру сил и средств она продолжалась, хотя все это время оставалась как бы в тени пилотируемого проекта, сулившего советскому правительству в случае успеха неслыханные политические дивиденды. Как мы сейчас знаем, полет в космос Ю.А. Гагарина и в самом деле потряс все человечество, и после этого первый в мире космонавт на долгие годы стал настоящим символом торжества советского социалистического строя. После этого главной задачей для специалистов ОКБ-1 вновь стали аппараты, предназначенные для наблюдения за земной поверхностью из космоса.

    Все конструкторские вопросы, связанные с подготовкой проекта первого в мире спутника-фоторазведчика, специалистами ОКБ-1 были оперативно решены в период с августа 1956 года по декабрь 1960 года. Впоследствии эти уникальные инженерные решения выразились в виде готового объекта «Зенит-2», первый из которых был сдан в эксплуатацию в июле 1961 года. Конечно же, в дальнейшем как конструкция отсеков корабля «Восток», принятая за основу построения компоновочной схемы для «Зенита-2», так и бортовые системы объекта не раз существенно модернизировались применительно к задачам новых космических аппаратов наблюдения.

   

    «Я - ракетчик, а не конструктор спутников...»

   

    Что же касается серийного производства спутников-фоторазведчиков, то правительство СССР, учитывая малые мощности завода N 88, своим постановлением N 470-174 от 13 мая 1961 года передало все работы по изготовлению объектов «Зенит-2» и ракет-носителей к ним из Подлипок в ведение Куйбышевского Совета народного хозяйства (Совнархоза), а конкретно - заводу N 1 КСНХ. Как сейчас стало известно, примерно в те же дни уже был подготовлен и проект постановления о передаче в Куйбышев не только производства спутников-фоторазведчиков, но также и всего цикла конструирования таких объектов. Однако на первых порах этому решению правительства, как это ни странно слышать, решительно противился не кто иной, как Д.И. Козлов.

    - Сразу же после полета Гагарина, - рассказывает Дмитрий Ильич, - я узнал, что вопрос о передаче в наш куйбышевский филиал N 3 ОКБ-1 всех работ по спутникам космического наблюдения активно обсуждается в правительстве, и по нему уже вроде бы даже готов проект постановления. Но я тогда категорически заявил, что не хочу заниматься разработкой этих объектов, объяснив, что по специальности я - инженер-ракетчик, а не конструктор спутников. И раз уж мне интересно создавать новые ракеты, то я и должен заниматься именно этим делом, а не строить какие-то там спутники.

    В начале лета 1961 года я уже подготовил соответствующую записку в ЦК КПСС и Минобороны СССР, где аргументировано, как я считал, обосновал свой отказ. Но тут вдруг к нам на завод совершенно неожиданно для всех прилетел ответственный представитель Министерства обороны генерал-майор Петр Трофимович Костин. Как оказалось, он прибыл лично ко мне с особой миссией. В течение нескольких дней Костин не отходил от меня буквально ни на шаг, уговаривал не отказываться от этого важнейшего правительственного задания. Генерал рисовал громадные перспективы для предприятия на ближайшие десятилетия, обещал бесперебойное финансирование и всяческие блага - словом, находил множество доводов в пользу производства спутников именно на нашем предприятии. В результате я не выдержал такой массированной атаки со стороны военных и был вынужден согласиться на разработку новых типов объектов наблюдения в стенах нашего филиала с их последующим серийным выпуском на заводе «Прогресс». Сейчас, с высоты прошедших десятилетий, я должен признать, что это было правильное решение.

   

    «Для решения специальных задач...»

   

    В начале 60-х годов в Министерстве обороны СССР прекрасно понимали, что именно Д.И. Козлов, один из лучших учеников С.П. Королева, и есть тот самый руководитель, который в силу присущей ему целеустремленности способен обеспечить выполнение очередного важнейшего задания Родины в срок и с высоким качеством работ. Было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР N 963-124 от 31 июля 1961 года «Об обеспечении серийного выпуска объектов «Зенит-2» и носителей к ним». Согласно этому документу, Куйбышевский совнархоз и завод N 1 обязывались в 1961-1962 годах выпустить четыре таких комплекса (по одному в декабре 1961 года, марте, апреле и мае 1962 года). Далее в постановлении давались конкретные поручения СНХ РСФСР, Госплану РСФСР и другим министерствам и ведомствам по снабжению завода N 1 комплектующей аппаратурой и оборудованием с целью выполнения сроков изготовления объектов. Тогда же в адрес Д.И. Козлова поступил проект «Плана разработки и пуска спутников для научных исследований на 1961-1963 годы». В нем сообщалось, что со следующего года проектную проработку спутников и выпуск технической документации целиком будет производить филиал N 3 ОКБ-1.

    Изготовление деталей и узлов для первого объекта, имевшего по ведомости общей сборки (ВОС) порядковый номер 7, было завершено к концу 1961 года. Однако полностью собрать объект и передать его на КИС в установленные сроки не удалось из-за отсутствия ряда комплектующих изделий, вовремя не поставленных смежными предприятиями. Поэтому было решено сначала произвести запуск «Зенита-2», выпущенного на опытном заводе N 88 в Подлипках, а не в куйбышевского, как это вначале предполагалась.

    Ракету-носитель в модификации 8А92 для этого спутника, как обычно, изготовили на заводе N 1. Ее пуск с «Зенитом-2» на борту был произведен 11 декабря 1961 года. Но если первые две ступени ракеты, вышедшие из куйбышевских цехов, полностью справились со своей задачей, то при включении третьей ступени произошла авария. На участке работы блока Е, изготовленного на заводе N 88, произошел сбой в работе двигателя - прогорели газопроводы, идущие от газогенератора к турбонасосному агрегату. В результате на 407-й секунде полета сработала система аварийного подрыва, после чего обломки ракеты и спутника упали в Якутии, в 100 километрах севернее города Вилюйска. Вследствие этой неудачи было принято правительственное решение о передаче в куйбышевский филиал N 3 ОКБ-1 всего конструкторского сопровождения по «Зениту-2».

    Но еще раньше, летом 1961 года, в ОКБ-1 и его филиале N 3 началась подготовка проектных материалов для более совершенного комплекса космической фоторазведки, который тогда же получил название «Зенит-4». Однако материалы предварительно проведенных поисковых работ показали, что вес этого объекта будет заметно больше, нежели «Зенита-2». При этом энергетические характеристики ракеты-носителя 8А92 не давали возможности выведения вновь конструируемого объекта во всем заданном диапазоне высот и наклонений. В связи с такой ситуацией вышло правительственное постановление о создании нового трехступенчатого носителя, предназначенного для выведения на низкие круговые орбиты объектов средних весов («Зенит-4», 3КА, 3КВ, 3КД и других), с последующим переводом на этот носитель также и объекта «Зенит-2».

    Новой ракете типа Р-7А сразу же присвоили индекс 11А57. Было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР N 1087-472 от 8 декабря 1961 года «О создании комплекса «Зенит-4» для решения специальных задач в интересах МО СССР с помощью ИСЗ». Согласно этому документу, филиал N 3 ОКБ-1 под руководством Д.И. Козлова впервые принял на себя, как говорится, с нуля весь цикл работ по созданию космического спутника-фоторазведчика нового поколения. В дальнейшем в течение ближайших 40 лет модификаций таких объектов наблюдения на куйбышевском секретном предприятии будет разработано более десятка, не считая специализированных спутников для научных и народно-хозяйственных целей.

   

    Как начинались самарские спутники

   

    В истории отечественной космонавтики крупными буквами записано, что именно на куйбышевском филиале N 3 ОКБ-1 в конце 1961 году было создано принципиальное новое тематическое направление по разработке космических аппаратов специального назначения. А практическое осуществление программы по работе над такими аппаратами началось пуском 17 марта 1962 года аппарата ДС-2 («Космос-1»). Через несколько дней после этого старта на орбиту были выведены также «Космос-2» и «Космос-3». Первые три полета «Космосов» носили целиком испытательный характер и имели своей целью отработку деятельности новой модификации ракеты-носителя, так как после декабрьской аварии 1961 года проводилась углубленная проверка всех ее систем.

    Первый советский спутник, ставший по-настоящему наблюдательным, смог выйти на орбиту только 26 апреля 1962 года. Запущенный в этот день «Зенит-2» вместе с блоком Е был также изготовлен в Подлипках, а две его первые ступени, как и в предыдущих случаях, делались на заводе «Прогресс» в Куйбышеве. В официальных сообщениях этот фоторазведчик получил название «Космос-4». Основную часть своего задания (проверку действия фотоаппаратуры в условиях космического пространства) аппарат выполнил, но его полет тем не менее не обошелся без неприятного инцидента. Уже вскоре после выхода на орбиту по причине стравливания воздуха из баллонов через клапан дренажа произошел отказ основной системы ориентации, из-за чего спускаемый аппарат был возвращен на Землю по прошествии трех суток. И хотя часть полета «Космоса-4» проходила практически в неориентированном режиме, в результате его работы все же удалось получить немало великолепных снимков земной поверхности, в том числе и территории государств - членов НАТО.

    Вот как об этом вспоминает Д.И. Козлов:

    - После возвращения на Землю первых «Зенитов» сделанные ими из космоса снимки земной поверхности до такой степени поразили высшее руководство страны, что уже вскоре вышло закрытое постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о срочном создании целой наблюдательной группировки спутников. Все они впоследствии выводились на орбиту как спутники серии «Космос».

    Что же касается нашего предприятия, то самым первым заданием куйбышевского филиала N 3 ОКБ-1 в отношении «Зенита-2» стало доведение этого объекта «до ума», а также отработка важнейших его узлов, в первую очередь тех, от которых зависело качество фотографирования земной поверхности. В результате уже осенью 1962 года мы отправили на орбиту первый комплекс «Зенит-2», в котором все детали, от ступеней ракеты до самого объекта, были целиком куйбышевского производства. Снимки, которые наш фоторазведчик сделал из космоса, оказались отличного качества. Поэтому в конце того же года нашему филиалу поручили полное конструкторское сопровождение объекта, а заводу «Прогресс» из министерства было спущено задание о начале серийного производства спутников «Зенит-2». Конечно же, коллектив предприятия принимал участие не только в конструировании и изготовлении этих объектов, но также в пусках и сдаче их в эксплуатацию. В целом же разработка и успешные испытания комплекса «Зенит-2» послужили основой для создания в структуре Министерства обороны СССР целых воинских подразделений, специально занимающихся наблюдением из космоса за вероятным противником, за «горячими точками» нашей планеты.

    Успешный запуск первого аппарата «Зенит-2», вышедшего из цехов завода «Прогресс», о котором упоминает Д.И. Козлов, был произведен 27 сентября 1962 года. На орбиту он вышел под открытым названием «Космос-9». Учитывая наличие у сотрудников филиала N 3 ОКБ-1 определенных знаний и опыта в ведении производства объекта «Зенит-2», а у завода «Прогресс» - в его изготовлении и испытаниях, Главный конструктор ОКБ-1 С.П. Королев в те же дни принял решение о передаче филиалу N 3 ОКБ-1 всей технической документации на «Зенит-2» в подлинниках (кальках). Уже вскоре в соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР N 210-87 от 10 марта 1964 года объект «Зенит-2» был принят на вооружение Советской Армии. При этом в штатную эксплуатацию Министерства обороны СССР был принят не один только спутник фоторазведки, а целый комплекс «Зенит-2», обеспечивающий его подготовку к запуску, выведение с помощью ракет-носителей ракеты-носителя 8А92 и 11А57 на орбиту ИСЗ, управление полетом, а затем поиск и обнаружение спускаемого аппарата после приземления.

    Вот еще одно свидетельство Д.И. Козлова о высочайшем техническом уровне наших первых космических фоторазведчиков:

    - Хочу отметить, что в США аналогичные орбитальные аппараты появились только через несколько лет после успешных запусков наших первых «Зенитов-2». Конечно же, американцы очень быстро поняли, что советские спутники фотографируют из космоса их важнейшие оборонные объекты, и потому стали их тщательно маскировать. Однако эта маскировка далеко не всегда была успешной. Помню, один из наших спутников однажды зафиксировал удивительный факт: он запечатлел на пленку, как в одном из районов США из какой-то неприметной горы вдруг вылетел... военный самолет. Оказалось, что в этом месте американцы устроили подземный аэродром, который из космоса виден не был. Однако взлет самолета им все равно скрыть не удалось, и тем самым американский военный объект благодаря нашей разведывательной технике все-таки был рассекречен.

    А в первой половине 60-х годов произошел и вовсе необычный случай: в советское правительство обратились представители высшего американского руководства с просьбой... отснять с нашего спутника территорию восьми штатов США! Это им было необходимо для составления точных географических карт этих местностей. Как мне потом сообщили, этот заказ американской стороны был выполнен с хорошим качеством и оплачен в валюте. А пошли американцы на такой беспрецедентный шаг потому, что у них в то время еще не было собственных спутников, способных делать из космоса снимки земной поверхности с необходимым разрешением.

    Как теперь можно узнать из официальных справочников, установленный на спутнике «Зенит-2» комплекс из трех длиннофокусных фотоаппаратов обеспечивал ширину полосы съемки 180 километров при высоте 200 километров. Запас пленки в длиннофокусных фотоаппаратах обеспечивал получение 1500 кадров. Таким образом, суммарная снимаемая площадь за время полета составляла 5, 4 миллиона квадратных километров. Система ориентации обеспечивала быстрые развороты аппарата на заданные углы для выполнения съемки районов, лежащих в стороне от трассы полета.

   

Валерий ЕРОФЕЕВ

    Слово секретаря ЦК

   

    Д.И. Козлов вспоминает о своей работе по созданию «Зенитов»:

    - В конце 1961 года филиалом N 3 ОКБ-1 на базе «Зенита-2» была начата разработка объекта «Зенит-4», обладавшего гораздо лучшими тактико-техническими характеристиками. Всего же за создание спутников наблюдения, а также за оригинальные разработки отдельных узлов и агрегатов в указанный период коллективу ЦСКБ пять раз присуждались Ленинские премии, 12 раз - Государственные премии СССР, три раза - Государственные премии РСФСР.

    В связи с этим вспоминаю случай, когда Д.Ф. Устинов, ставший в 1965 году секретарем ЦК КПСС по вопросам обороны, помог нашему предприятию в один год получить не одну, а сразу две Государственные премии. Перед этим филиал N 3 ОКБ-1 подал в Москву заявки на две такие награды: первую - за спутник наблюдения нового поколения, а вторую - за комплекс уникальной спецаппаратуры, установленной на нем. Однако в ЦК КПСС нам сразу же сказали, что мы можем рассчитывать только на одну из них, поскольку по существовавшему тогда положению одному коллективу нельзя было в один год вручать сразу две столь высокие награды. Но тут получилась так, что вскоре после моего телефонного разговора с сотрудником ЦК КПСС к нам на филиал N 3 приехал Устинов. Выбрав момент, я посетовал на то, что у нашего предприятия отказываются принимать заявку на вторую Государственную премию СССР. Дмитрий Федорович, не говоря ни слова, поднял трубку ВЧ, попросил соединить его с отделом промышленности ЦК КПСС и приказал заведующему немедленно оформить необходимые документы. Уже на другой день мне позвонили из Москвы и предложили срочно представить список сотрудников, представляемых ко второй Государственной премии.

    Хочу отметить, что Дмитрий Федорович на «Прогрессе» и в ЦСКБ бывал довольно часто, порой по несколько раз в год. Вообще же он неоднократно приезжал к нам и в свою бытность министром оборонной промышленности СССР, и после того, как Хрущев назначил его своим первым заместителем. Большое внимание нашему предприятию Устинов уделял и в 60-70-х годах, когда при Брежневе он сначала занимал пост секретаря ЦК КПСС, а затем - министра обороны СССР. При этом Дмитрий Федорович всегда приезжал в Куйбышев не на час и не на два, как это делают некоторые нынешние высокие персоны из Москвы, а оставался у нас на несколько дней, особенно в то время, когда предстоял запуск нового объекта военного назначения. При этом Устинов не сидел в кабинетах заводских руководителей - он много ходил по цехам, беседовал с рабочими, записывал дельные предложения инженеров, конструкторов и технических сотрудников. Вот таков в те годы был стиль работы большинства первых лиц страны, а мы, хозяйственные руководители, конечно же, старались перенимать этот стиль.

    В середине 60-х годов после успешной разработки комплекса «Зенит-2» и последующего принятия его на вооружение Советской Армии филиал N 3 ОКБ-1 стал головным предприятием Советского Союза в деле создания средств наблюдения Земли из космоса. Здесь было разработано семь модификаций объектов на одной лишь конструктивно-аппаратурной базе спутника «Зенит-2», не говоря уже об аппаратах последующих поколений. Всего же за период с 1965 по 1998 годы только по заказу Министерства обороны в ЦСКБ было создано и сдано в эксплуатацию 17 типов искусственных спутников Земли. Конструктивно-аппаратурная база космических аппаратов военного назначения в дальнейшем дала возможность использовать созданный задел и для разработки космических аппаратов народно-хозяйственного и научного назначения. А 12 июля 1965 года постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР N 552-210 космический комплекс «Зенит-4» также был принят на вооружение Советской Армии. После этого началось создание объектов нового поколения, в документации получивших название «Зенит-2М» и «Зенит-4М», а также других спутников той же серии.

   

    Космический комплекс «Янтарь»

   

    В середине 60-х годов дальнейшее развитие науки и техники дало возможность КФ ЦКБЭМ приступить к разработке принципиального иного аппарата орбитального наблюдения, что в итоге привело к созданию спутников серии «Янтарь». Основными их отличиями от аппаратов семейства «Зенит» стала возможность получения с земной орбиты фотоинформации более высокого разрешения, а также многоразовость доставки информации, что обеспечивалось использованием в его конструкции нескольких спускаемых капсул (в более поздних разработках - также и радиоканала).

    На основе этих разработок вышло постановление ЦК КПСС и СМ СССР N 715-240 от 21 июля 1967 года, после чего в КФ ЦКБЭМ были начаты плановые проектные работы по созданию космического аппарата «Янтарь-2К», не имеющего аналогов в мировой практике. Его конструкция основывалась на новейших для того времени научно-технических достижениях в деле создания бортовых комплексов управления спутниками на базе цифровой вычислительной машины.

    Повышенный ресурс бортовых систем аппарата «Янтарь-2К», достаточно большие запасы фотопленки и более мощный бортовой энергокомплекс позволили увеличить срок активного существования спутника более чем в два раза, а система управления движением (СУД) на базе реактивных жидкостных микродвигателей обеспечила быстрые развороты объекта в направлении заданных целей.

    В течение 70-80-х годов на основе конструктивно-аппаратурной базы спутника «Янтарь-2К» в ЦСКБ была разработана и реализована уникальная серия спутников-фоторазведчиков, не имеющих аналогов в мире и позволяющих получать детальную широкополосную и обзорную информацию с высоким разрешением и высокой степенью оперативности. Эти спутники военного назначения стали российским национальным средством контроля над районами кризисных ситуаций и за разоружением, проводимым по международным соглашениям. Оперативность доставки информации повышалась за счет установки на спутниках нового поколения капсульных автоматов с большим количеством малогабаритных капсул и высокой точностью их приземления в полигон посадки или же передачей информации по радиоканалу.

   

    Научно-исследовательские спутники

   

    В 1973 году в СССР начались запуски объектов «Наука», разработанных специалистами ЦСКБ, которые осуществлялись в интересах АН СССР. В их числе были спутники «Спектр-обзор-К», предназначенный для исследования радиационного «избыточного» фона, объект «Гамма-телескоп», занимавшийся изучением фона космических лучей в околоземном пространстве, а также спутники с аппаратурой «Комета», по итогам полетов которых была получена ценная информация о работе криогенной установки в космосе.

    Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР N 359-128 от 5 мая 1977 года предприятию ЦСКБ была также поручена разработка космической системы «Ресурс», в сферу деятельности которой наряду с военными задачами также входило и изучение природных ресурсов нашей планеты. На этих объектах устанавливалась российская фотоаппаратура МК-4, специально предназначенная для исследования природных ресурсов Земли, либо многозональная фотокамера МКФ-4 производства предприятия Карл Цейс Иена (ГДР).

    Доработка серийных космических аппаратов «Зенит-2» для проведения цветной и спектрозональной съемки позволила ЦСКБ в 70-х годах наладить выпуск на их базе новых спутников, получивших название «Фрам». Это был первый советский космический комплекс, специально призванный исследовать природные ресурсы Земли. В серийное производство «Фрам» приняли в соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР N 102-37 от 6 февраля 1978 года. С того времени многие отрасли народного хозяйства (Мингео, Минсельхоз, Гослесхоз и другие) стали обеспечиваться черно-белыми, спектрозональными и цветными фотографиями с хорошим разрешением.

    Необходимо также отметить, что в течение 70-80-х годов в ЦСКБ была изготовлена серия автоматических космических аппаратов «Бион», предназначенных для проведения фундаментальных и прикладных исследований в области космической биологии, а также для радиационно-технических и радиобиологических экспериментов. Всего в космосе на них побывало около 30 видов биообъектов: от одноклеточных организмов до таких высокоразвитых животных, как обезьяны. В научных исследованиях с «Бионами» участвовали специалисты многих стран мира, в том числе Германии, Чехии, Канады, Болгарии, Китая, США, Франции, а также Европейского космического агентства (ЕКА).

    В 1979 году в ЦСКБ были начаты работы по созданию космического аппарата «Эфир». Назначение комплекса - изучение космических лучей высоких энергий, время активного существования - до 30 суток. Космический аппарат «Эфир» создавался на конструктивной базе спутника «Бион». В своем составе он не имел спускаемого аппарата, а вся информация передавалась по телеметрии на наземные пункты. Научная аппаратура представляла собой моноблок массой 2450 кг. В 1984 и 1985 годах было запущено два таких космических аппарата, что позволило зарегистрировать около 20000 первичных частиц с энергией, большей 1х10 -32 эВ. Это была уникальная информация, впервые полученная в мировой практике космических полетов.

    Заслуги ЦСКБ и лично Д.И. Козлова в создании спутников разнообразного назначения были по достоинству оценены государством. В канун 20-летия ЦСКБ за заслуги в создании и производстве новой специальной техники Указом Президиума Верховного Совета СССР N 473-Х от 25 июля 1979 года Центральное специализированное конструкторское бюро было награждено орденом Ленина. Тем же указом за выдающиеся заслуги в деле создания специальной техники Герой Социалистического Труда, начальник и главный конструктор ЦСКБ Дмитрий Ильич Козлов был награжден орденом Ленина и второй золотой медалью «Серп и Молот». В ознаменование трудовых подвигов дважды Героя Социалистического Труда Д.И. Козлова на его родине в городе Тихорецке впоследствии был сооружен бронзовый бюст. Тем же указом за выдающиеся заслуги в деле создания специальной техники большая группа работников ЦСКБ награждена орденами и медалями. Вручение этих высоких государственных наград работникам ЦСКБ состоялось 21 сентября 1979 года в большом зале Дворца культуры име Герой Социалистического Труда, министр общего машиностроения СССР С.А. Афанасьев.

   

    «Америка должна первой высадить человека на Луну...»

   

    Историки считают, что апрель 1961 года оказался временем, когда США испытали наибольшую степень национального унижения в течение всего ХХ века. Широко разрекламированный суборбитальный полет американского астронавта Алана Шепарда, который после нескольких переносов старта вместо 24 апреля состоялся только 5 мая 1961 года, на фоне всемирного гагаринского триумфа даже самим американцам показался чем-то вроде неуклюжей попытки школьника оправдаться за вчерашнюю двойку. Требовалось срочно смыть с престижа страны это позорное пятно - потерю Америкой приоритета в освоении космоса, для чего президент провел ряд бесед со специалистами НАСА.

    Результатом этих консультаций стало выступление Джона Кеннеди 25 мая 1961 года перед американским конгрессом. В своем обращении, озаглавленном «О неотложных национальных потребностях», президент, в частности, сказал следующее: «...Драматические достижения в космосе, имевшие место в последние недели, должны создать у всех нас ясное представление, что... эта деятельность оказывает воздействие повсюду на планете на умы людей... Наша страна явно должна играть лидирующую роль в космических достижениях, что во многом должно оказаться ключом к нашему будущему на Земле... Я считаю, что наша страна должна поставить перед собой цель до окончания текущего десятилетия высадить человека на Луне и благополучно вернуть его на Землю. Ни один космический проект в этот период не будет более впечатляющим для человечества или более важным в плане долгосрочного освоения космоса, и не один из них не будет столь дорогостоящим и сложным в реализации». Под впечатлением этого президентского послания конгресс США в тот же день дал свое согласие на срочное и бесперебойное финансирование программы высадки американских астронавтов на Луну, которая тогда же получила название «Аполлон».

   

    Проект Н-1

   

    Что же касается советских планов начала 60-х годов по дальнейшему освоению космоса, то высшее руководство СССР еще долго пребывало под впечатлением того невиданного международного резонанса, который в мире вызвал полет Ю. А. Гагарина и всех последующих «Востоков». В это время С. П. Королев не раз обращался к Н. С. Хрущеву на тему необходимости и в дальнейшем поддерживать лидерство СССР в исследовании космоса, для чего нужно форсировать подготовку полета советского гражданина на Луну. Однако руководитель государства считал, что в этом деле пока торопиться не следует: мол, Америка в космической гонке от нас уже давно и безнадежно отстала, а советскому народу, кроме полетов к Луне, нужно решать и другие, более насущные задачи.

    В это время в ОКБ-1 под руководством С. П. Королева началась подготовка к созданию нового космического корабля, который должен был заменить «Восток» на следующих этапах развития советской космонавтики. В этом корабле, который в технической документации впоследствии получил индекс 7К, а в открытой печати - название «Союз», предусматривался спускаемый аппарат значительно больших размеров, чем у «Востока». Предполагалось, что в нем можно будет разместить двоих космонавтов в скафандрах, или троих - без скафандров. Вся программа создания «Союзов» сразу же была целиком привязана к лунной программе. Выводить же их на траекторию полета к Луне Королев предполагал с помощью сверхтяжелой ракеты, впоследствии засекреченной под шифром название Н-1 («Носитель-1»).

    Ее разработка проводилась в соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР N 715-296 23 июня 1960 года «О создании мощных ракет-носителей, спутников, космических кораблей и освоении космического пространства в 1960-1967 годах». В документе предусматривалось создание в СССР в течение 1961-1963 годов мощной ракеты-носителя с индексом Н-1, имевшей стартовую массу 2000 тонн. Предполагалось, что она будет выводить на орбиту вокруг Земли полезный груз массой 40-50 тонн, а также иметь возможность разгонять груз массой 10-20 тонн с околоземной орбиты до второй космической скорости, что необходимо для полета космического корабля к Луне и планетам Солнечной системы.

    После принятия упомянутого выше правительственного постановления в ОКБ-1 сразу же начались интенсивные работы по подготовке лунного пилотируемого полета. При этом были задействованы коллективы не только основного предприятия, но и всех его филиалов. Главный конструктор филиала N 3 ОКБ-1 Д. И. Козлов в июле 1960 года тоже представил С. П. Королеву проект участия возглавляемой им организации в работах по изделию Н-1, а также предложения по загрузке филиала N 3 на перспективу. Вскоре С. П. Королев утвердил предложенный план, согласно которому филиал N 3 в дальнейшем участвовал в разработке эскизного проекта и в ряде других конструкторских и в экспериментально-доводочных работах по изделию Н-1. В течение 1960-1962 годов в возглавляемой Д. И. Козловым организации на базе изделия 8К74 велась также разработка ракеты 8А92 без блока Е (то есть без третьей ступени). При этом для выполнения всего объема работ по изделиям 8А92 и Н-1 С. П. Королев сразу же предписал Д. И. Козлову до начала 1963 года увеличить численность коллектива филиала N 3 ОКБ-1 до 400-500 человек, в то время как в середине 1960 года в его составе было чуть более 100 сотрудников.

    Позже, в феврале 1961 года, Д. И. Козлов получил для исполнения утвержденный Главным конструктором ОКБ-1 «План-график предварительной проработки моноблочного варианта изделия Н-1». Этим документом Королев сообщал, что в результате проработок и обсуждения материалов по Н-1 намечено следующее решение: основным направлением разработки эскизного проекта этого изделия следует считать моноблочный унифицированный вариант, предусматривающий возможность установки различных типов двигателей. В соответствии с этим филиалу N 3 предписывалось принять участие в разработке предварительной технологии изготовления больших емкостей для Н-1 и к оценке конструктивных и технологических особенностей моноблочных вариантов ступеней изделия.

   

    С берегов Волги - на Луну

   

    Вот как о начале своей работы по реализации лунного проекта рассказывает Д. И. Козлов:

    - Я хорошо помню, как в начале 60-х годов наше предприятие включилось в работу по созданию лунной ракеты, которая в технической документации получила шифр «Н-1». В нее был заложен оригинальный конструкторский замысел: ракета состояла из трех ступеней, каждая из которых представляла собой отдельный, автономно действующий блок из топливных баков и двигателей. При этом в зависимости от массы груза, который предстояло вывести в космос, ракета могла состоять из различного числа блоков. В результате такой конструкторской идеи на базе ступеней носителя Н-1 можно было создать унифицированный ряд ракет различного назначения.

    Проектные работы по этому изделию выполнялись в НИИ-88 в Подлипках, а на завод «Прогресс» в Куйбышеве было возложено изготовление и сборка баков для горючего и окислителя, первой и второй ступеней ракеты, разгонного блока «Г» и всей ракеты в целом. Куйбышевский авиационный завод (в то время он назывался машиностроительным заводом) параллельно занимался изготовлением и сборкой третьей ступени и изготовлением корпусных частей отсеков всех ступеней ракеты. Предварительная сборка баков, сборка и отдельные испытания бортовых систем ступеней ракеты тоже производилась в цехах этих предприятий. После серии испытаний баки и ступени ракеты разбирались на транспортабельные элементы, которые по железной дороге направлялись в специальных контейнерах на байконурские филиалы предприятий. Здесь баки для горючего и окислителя окончательно собирали и сваривали, наносили на них теплоизоляцию, а затем из этих элементов ракету собирали целиком и производили испытания бортовых систем как отдельных ступеней, так и полностью собранной ракеты.

    А вообще же в процесс создания Н-1 было вовлечено очень много промышленных предприятий со всей страны, в том числе и куйбышевских. Некоторые из участников этих работ, причем не только руководители высшего звена, но и отдельные рядовые исполнители, уже в то время знали о том, что они готовят к испытаниям лунную ракету. Воодушевленные тем, что они оказались причастны к этой вековой мечте человечества - полету на Луну, люди не считались со временем, чуть ли не ежедневно оставаясь в цехах после работы. Вообще все наши сотрудники делали свое дело с невиданным даже для того времени энтузиазмом, чего, к сожалению, в последующие годы уже почти невозможно было встретить. Что же касается меня лично, то во время работы над Н-1 я даже ни секунды не сомневался в том, что этот проект совсем скоро получит свое практическое воплощение, и советские космонавты уже через несколько лет высадятся на поверхность Луны. Называлась даже возможная дата такой высадки: 1967-й или, на крайний случай, начало 1968 года.

    ...Для дальнейшего ускорения работ по реализации проекта создания Н-1 С. П. Королев еще 9 октября 1960 года направил в ЦК КПСС и Совет Министров СССР докладную записку под названием «О возможных характеристиках космических ракет с использованием водорода». В ней он показал преимущества водородно-кислородных двигателей как наиболее энергетически и экономически выгодных. Но, как мы теперь с удивлением узнаем из рассекреченных документов, именно вопрос об использовании водорода в качестве горючего для лунной ракеты впоследствии и стал той внешней причиной, из-за которой в начале 60-х годов произошел серьезный конфликт между С. П. Королевым и В. П. Глушко. В дальнейшем их взаимная неприязнь и привела к фактическому расколу в Совете главных конструкторов.

    Уже давно ни для кого не секрет, что во взаимоотношениях между С. П. Королевым и В. П. Глушко, несмотря на долгие годы их тесного сотрудничества в деле освоения космоса, уже давно наблюдалось, мягко говоря, несовпадение взглядов по многим принципиальным вопросам. Самый крупный конфликт между ними, приведший в итоге к почти полному разрыву взаимоотношений, случился в конце 50-х годов, в ходе совместной работы ряда ОКБ над новой военной ракетой Р-9. Камнем преткновения в этом споре, поначалу носившем чисто технический характер, стало несовпадение взглядов двух конструкторов на тип двигателя, который необходимо было ставить на это изделие.

   

    Слишком токсичное топливо

   

    Вот фрагмент из книги «Ракеты и люди» Б.Е. Чертока, который в то время был одним из заместителей С.П. Королева. Из него хорошо видно, какими непростыми были отношения между С.П. Королевым и В.П. Глушко.

    «В сентябре 1958 года Хрущев устроил в Капустином Яре смотр ракетной техники... Королев впервые доложил Хрущеву предложения о перспективной межконтинентальной ракете Р-9... Королеву стоило больших усилий уговорить Совет главных подписать предложения по Р-9 для направления в правительство... Глушко поначалу не соглашался на кислородный двигатель с тягой 140 тонн у Земли. Вот здесь-то Королев и вышел с предложением поручить разработку альтернативного варианта двигателя Николаю Кузнецову - главному конструктору авиационных турбореактивных двигателей ОКБ-276 в Куйбышеве... После долгих и многотрудных уговоров Министерство обороны, Госкомитет по оборонной технике, возглавляемый Рудневым, и Устинов согласились с нашим предложением о создании новой межконтинентальной ракеты Р-9 на нетоксичных компонентах - кислороде и керосине. Госплан и Минфин под нажимом завизировали проект постановления. Это постановление, обязывавшее нас создать Р-9 и начать летные испытания в 1961 году, было подписано Хрущевым...

    По поводу выбора компонентов топлива Королев и Глушко никак не могли прийти к согласию. Когда была получена информация о том, что в «Титане-1» американцы используют жидкий кислород, Королев и на Совете главных, и в переговорах по «кремлевке» говорил, что это подтверждает правильность нашей линии при создании Р-9. Он считал, что мы не ошиблись, выбрав Р-9А на кислороде, а не Р-9Б на высококипящих компонентах, на чем настаивал Глушко...»

    К этим мемуарам Б.Е. Чертока необходимы некоторые пояснения. При обсуждении принципиальной схемы работы двигателей для ракеты Р-9 (а впоследствии - и для Н-1) Глушко пытался протолкнуть проект разработанного в возглавляемом им ОКБ-456 двигателя, работающего на тетраксиде азота (АТ) или несимметричном диметилгидразине (НДМГ). При этом он никак не хотел учитывать тот факт, что эти химические соединения при всех имеющихся достоинствах одновременно являются крайне токсичными веществами, способными при аварии изделия превратить громадную территорию в безжизненную пустыню.

    Вскоре после описанных Б.Е. Чертоком событий чисто технический спор по двигателям из сферы делового обсуждения перерос в откровенную склоку, когда два высокопоставленных конструктора в течение полугода обменивались нелицеприятными письмами, копии которых они направляли в ЦК КПСС, в различные ведомства и в Совет Министров СССР. Кончилась эта история тем, что при личном вмешательстве Н.С. Хрущева правительство приняло специальное постановление о порядке проектирования и изготовления ракеты Р-9, поддержав тем самым точку зрения Королева. Уже в 1962 году эта ракета на кислородно-керосиновых двигателях НК-9 после проведения летно-конструкторских испытаний была принята на вооружение Советской Армии. После этого личные и деловые отношения между Королевым и Глушко так до конца и не смогли нормализоваться, хотя оба они все же продолжали сотрудничать в производственной сфере и регулярно заседать в Совете главных конструкторов.

    Неудивительно, что в 1960 году, при обсуждении в Совете проекта лунной ракеты Н-1, Глушко занял позицию, которая по всем основным положениям в корне противоречила идеям Королева. Он сразу же высказал мнение, что на разработку кислородно-водородного двигателя достаточной мощности для Н-1 сотрудникам его ОКБ-456 необходимо вдвое больше времени, чем это предусмотрено правительственным постановлением. Ситуацию не смогло исправить даже вмешательство других лиц, в том числе и самых высокопоставленных.

   

    Цена личных амбиций

   

    Непосредственным свидетелем этой истории был Д.И. Козлов, который о тех временах рассказывает следующее:

    - Еще при жизни С.П. Королева, в начале 60-х годов, в ходе реализации лунного проекта возникли первые накладки и несогласованности, которые, как это позже стало очевидно для всех, оказались роковыми для самой идеи советской лунной экспедиции. А началось все с того, что Глушко, под руководством которого в течение многих лет проектировались двигатели для ракет Королева, неожиданно отказался от изготовления двигателя на кислороде и керосине для новой ракеты. Он объяснил это тем, что времени для разработки ему дают слишком мало, и потому при таких нереальных сроках он не может рисковать своей репутацией. Глушко стоял на своем долго и упорно, не желая уступать Главному конструктору ОКБ-1 и не поддаваясь его уговорам. В конце концов Королев был вынужден вовсе отказаться от дальнейшего сотрудничества с ОКБ-456, возглавляемым Глушко. Вот так заказ на двигатели для ракеты Н-1 и попал в Куйбышев, в ОКБ-276, которое долгое время возглавлял Н.Д. Кузнецов.

    Конечно же, Кузнецов тогда прекрасно понимал, что всего лишь за год с небольшим его коллектив тоже не сможет создать принципиально новый мощнейший двигатель, способный вывести на орбиту около 100 тонн полезного груза. Именно это условие было необходимым для полета космического корабля к Луне и для возвращения его обратно на Землю. Однако уже в то же время в ОКБ-276 имелся практически готовый двигатель НК (Николай Кузнецов), вполне надежный, но маломощный - тяга его не превышала 150 тонн. И тогда было принято оригинальное инженерное решение: поставить в основании первой ступени лунной ракеты сразу 24 кузнецовских двигателя. Впоследствии их число увеличили до 30 штук (24 на периферии и шесть в центре), чтобы они при одновременном действии развили необходимую тягу - 4500 тонн. Правда, в таком случае узким местом всей конструкции становилась точная синхронизация всех двигателей НК. Однако технически эта проблема уже тогда была вполне преодолима, и над ней нужно было только работать, не покладая рук и не жалея времени.

    Сейчас выглядит совершенно очевидным, что в начале 60-х годов, пойдя на поводу своих личных амбиций, В.П. Глушко совершил серьезную ошибку, отказавшись от разработки перспективных кислородно-керосиновых и кислородно-водородных двигателей. Именно это обстоятельство, по мнению большинства специалистов, впоследствии и стало одной из главных причин неудач в ходе реализации советской лунной программы. Подтверждением этому является также и тот факт, что в конце 70-х годов всю перспективность таких двигателей осознал и сам В.П. Глушко. В это время, находясь фактически в той же должности, которую раньше занимал С.П. Королев, он в конструкции своей ракеты «Энергия» применил мощный водородно-кислородный двигатель, от разработки которого сам раньше категорически отказывался.

   

    Лунную ракету делали в Куйбышеве

   

    Что касается ракеты Н-1, то С.П. Королев уже на эскизной стадии увеличил стартовую массу носителя до 2200 тонн против первоначальных 2000 тонн, а полезную грузоподъемность - до 75 тонн (в более раннем варианте - 50 тонн). Ракету Н-1 он по-прежнему предлагал делать трехступенчатой, причем все ее ступени выполнялись в виде конусов, в которые вписывались шесть цилиндрических топливных баков последовательно уменьшающегося диаметра. Вся ракета проектировалась для жидкостных реактивных двигателей конструкции Н.Д. Кузнецова (НК), на компонентах жидкий кислород и керосин.

    В интересах Министерства обороны СССР Королев спроектировал свое изделие в нескольких модификациях. Как уже было сказано выше, трехступенчатая ракета Н-1 со стартовой массой 2200 тонн, снабженная разгонным блоком Г, позволяла выводить на околоземную орбиту груз в 75 тонн. Трехступенчатая ракета Н-11 на базе ступеней Б, В и Г со стартовой массой 750 тонн позволяла выводить на околоземную орбиту груз до 25 тонн. Двухступенчатая ракета Н-111 со стартовой массой 200 тонн на базе ступеней В и Г, к которой к тому же добавлялась вторая ступень от межконтинентальной баллистической ракеты Р-9А, могла бы вывести в космос груз весом до 5 тонн, или же использоваться в качестве межконтинентальной ракеты военного назначения с той же массой боеголовки.

    Задачи, которые могли решаться с помощью Н-1, Королев ставил в таком порядке: оборонные; научные; освоение человеком Луны и ближайших планет Солнечной системы (Марс, Венера); всеобщая связь и ретрансляция радио и телевидения; постоянная система (несколько сот спутников) для слежения, обнаружения и уничтожения ракет противника. Как мы видим, последняя задача в этом перечне Королева предвосхитила идею американского проекта, известного под названием «Стратегическая оборонная инициатива» (СОИ), разработка которого в США началась только через 20 лет.

    В плане реализации этого проекта вышло постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР N 1022-439 от 24 сентября 1962 года «О создании комплекса «Н-1». Сроком завершения стендовой отработки двигателей, в том числе в составе блоков, а также окончанием строительства стартовой позиции для этого изделия здесь было названо второе полугодие 1965 года. В этом документе основными исполнителями этих работ были определены ОКБ-1 с участием завода N 88 - по созданию комплекса ракеты Н-1 в целом, и завод «Прогресс» Куйбышевского совнархоза - в части изготовления изделия Н-1. Куйбышевское ОКБ-276 и завод N 276 ГКАТ под руководством Н.Д. Кузнецова в постановлении названо ответственным за создание жидкостных двигателей на кислороде-керосине для I, II и III ступеней изделия Н-1 и их огневые испытания. Для изготовления двигателей НК предприятию предписывалось привлечь также завод N 24 КСНХ.

    В апреле 1963 года вышло распоряжение ВСНХ N 952-РС, согласно которому к работам по комплексу Н-1 дополнительно привлекались еще некоторые промышленные предприятия страны. Как уже было сказано, блоки А и Б этого изделия должен был изготовить завод «Прогресс» в кооперации с заводом N 88. Кроме того, выпуск ряда клепаных агрегатов блока Б (четыре узла) и блока А (два узла), а также клепаных панелей межбакового отсека блока А поручался Куйбышевскому машиностроительному заводу (ныне - ОАО «Авиакор»). Еще к изготовлению узлов, агрегатов и двигателей для Н-1 привлекались заводы N 24, 207, 305, 454, 525 областного центра, Куйбышевский металлургический и сталелитейный заводы, Сызранский завод тяжелого машиностроения и Сызранский завод пластмасс.

   

    Командировка на Луну

   

    В начале 1964 года в США начались летно-конструкторские испытания тяжелой ракеты «Сатурн-5» (SA-5), специально предназначенной для программы «Аполлон». После этого первые лица Советского Союза почувствовали, что приоритет в области космических технологий вскоре может ускользнуть от нашей страны. Было принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 3 августа 1964 года N 655-268 «О работах по исследованию Луны и космического пространства». В его тексте говорилось, что высадка советского космонавта на Луну должна состояться к 50-летию Советской власти, то есть в 1967 году: в крайнем случае - в первой половине 1968 года.

    Согласно проекту С.П. Королева, в этом полете должны были участвовать два космонавта, одному из которых предстояло пилотировать лунный орбитальный корабль (ЛОК), а другому - пристыкованную к нему лунную посадочную кабину (ЛПК). Оба блока предполагалось вывести в околоземное пространство разными ракетами и лишь здесь их состыковать, чтобы образовать единый комплекс, направляемый к Луне. После выхода на селеноцентрическую орбиту один из космонавтов через открытый космос должен был перейти из ЛОК в ЛПК. Затем кабина с пилотом отделялась от ЛОК и опускалась на поверхность Луны. Исследовать район посадки космонавт мог от 4 до 6 часов, после чего снова входил в ЛПК и стартовал обратно на орбиту, где его ожидал товарищ. После еще одной стыковки и перехода первого «лунного человека» через открытый космос обратно в ЛОК космонавты могли снова включить двигатели и направить корабль к Земле. В общей сложности вся «командировка на Луну» была рассчитана на 11-12 суток.

    Никто не предполагал, что в ход выполнения советской лунной программы вмешаются политические и личностные факторы. Как известно, 13 октября 1964 года решением пленума ЦК КПСС со всех своих постов был смещен Н.С. Хрущев, вместо которого Генеральным секретарем стал Л.И. Брежнев. При нем согласование всех необходимых документов в недрах советской бюрократической машины стало идти недопустимо медленно. Окончательный вариант всей серии пилотируемых полетов к Луне был утвержден Советом Министров СССР почти через год - 15 декабря 1965 года, и с того момента он стал основной лунной программой Советского Союза. Но самому Сергею Павловичу так и не суждено было увидеть, чем закончится «лунная гонка». В момент утверждения созданного им проекта Главный конструктор даже не подозревал, что для личного участия в ее реализации судьба оставила ему до обидного мало времени - меньше месяца. Как известно, Сергей Павлович скончался 14 января 1966 года во время операции на кишечнике.

    Об этом периоде работы над лунным проектом вспоминает Д.И. Козлов:

    - В конце 1965 года работа по совершенствованию конструкции Н-1 с двигателями НК уже шла полным ходом, как вдруг в январе 1966 года последовала неожиданная и ранняя смерть С.П. Королева. Вскоре после этого работа над лунной ракетой была приостановлена, а затем и вовсе заморожена. И здесь не только я, но и многие другие специалисты в сфере ракетных технологий считают, что главным «могильщиком» советской лунной программы (вольным или невольным) стал не кто иной, как его преемник В.П. Мишин.

    При жизни Королева он был его первым заместителем, а после смерти Сергея Павловича его назначили на должность Главного конструктора ОКБ-1 (с 1 января 1967 года оно стало называться Центральным конструкторским бюро экспериментального машиностроения - ЦКБЭМ). После этого темпы реализации лунной программы сразу же заметно снизились. Если Королев, как мы тогда говорили, всех «гнал по шпалам» и заставлял своих подчиненных выдерживать очень жесткие сроки подготовки и изготовления в металле очередного изделия, то при Мишине о такой ударной работе никто и не помышлял.

    Помню, что при разработке моего изделия Р-7 в середине 50-х годов его пуски происходили в среднем раз в месяц, в итоге «семерку» удалось «довести» до нужной степени надежности всего за полгода после первого старта, состоявшегося в мае 1957 года. Уже в октябре того же года «семерка», как известно, вывела на орбиту первый в мире искусственный спутник Земли. Но после того как Главным конструктором ЦКБЭМ стал Мишин, началась межведомственная и межзаводская волокита, которая сразу же отразилась на сроках изготовления и доводки лунной ракеты.

   

    «Надо поэкономить»

   

    Впрочем, сейчас большинство экспертов признает, что выполнить в полном объеме эту весьма амбициозную советскую программу в те годы было вряд ли возможно даже при условии дальнейшего участия в ней Королева и при полном отсутствии у него завистников и конкурентов. Причина здесь называется чисто прагматическая - недостаток финансовых средств. Как ныне стало известно из мемуаров и воспоминаний, опытные экономисты Госплана СССР еще в 1962 году предупреждали Королева, что истинные цифры затрат на проект Н-1 не пройдут ни через Минфин СССР, ни через Госплан, хотя советская экономика тех лет в общем-то и не требовала от Главного конструктора точных экономических расчетов.

    Вот что о ситуации с финансированием лунной программы рассказывает тогдашний руководитель ЦКБ тяжелого машиностроения Борис Аксютин:

    «...Вспоминаю совещание, которое собрал С.П. Королев после полета в Пицунду к Н.С. Хрущеву, находившемуся там в это время на отдыхе. Этот полет был необходим для решения вопроса об ассигнованиях для работ по комплексу Н-1 (экспедиция на Луну)... Входит Сергей Павлович, ссутулившийся, рассеянно кивает головой... затем потряхивается и произносит: «Я пригласил вас, чтобы рассказать об итогах встречи с Никитой Сергеевичем. Он сказал: «У нас большие успехи в освоении космического пространства, наши боевые ракеты стоят на дежурстве. Мы никогда не жалели денег на эти дела. Но сейчас есть и другие заботы. Нужны средства для подъема сельского хозяйства и животноводства. Вам надо поэкономить». Мы должны продумать мероприятия по удешевлению комплекса Н-1...»

    Вскоре после этого вышло очередное постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 19 июня 1964 года, в котором окончательные сроки изготовления этого изделия были отнесены на конец 1966 года. К этому же сроку филиал N 3 ОКБ-1 должен был завершить разработку документации по ракете-носителю 11А511, предназначенной для выведения на орбиту беспилотного космического корабля 7А-ОК. Первый ее пуск был успешно проведен 28 ноября 1966 года, хотя в самом корабле в ходе его полета и обнаружилось множество недоработок. Что касается Н-1, то проектировщики решили увеличить ее несущую способность путем установки на первой ступени еще шести двигателей НК. Теперь их стало 30: шесть в центре и 24 - по периметру первой ступени. Кроме того, в новом варианте у Н-1 появились разгонные четвертая и пятая ступени - так называемые блоки Г и Д.

   

    «Просим разрешить полет»

   

    В феврале 1966 года на Байконуре завершилось строительство стартового комплекса для лунной ракеты (площадка N 110). Однако первое изделие Н-1 здесь появилось только 7 мая 1968 года. В конечном варианте оно имело высоту 103,5 метра, максимальный диаметр по корпусу - 17 метров, стартовую массу 2820 тонн, стартовую тягу - 4590 тонн. На первой ступени располагались 30 двигателей НК-15 (шесть в центре и 24 по периметру), на второй - восемь НК-15В и четыре рулевых сопла, на третьей - четыре НК-19 и четыре рулевых сопла. Все двигатели были разработаны в куйбышевском ОКБ-276.

    Тем временем в США в рамках реализации программы «Аполлон» начались пуски сверхтяжелой ракеты «Сатурн-5». Они оказались успешными, и это позволило американцам назвать дату первого пилотируемого старта лунного космического корабля - 21 февраля 1967 года. Однако при наземных испытаниях 27 января в результате замыкания электросистемы в кабине «Аполлона-1» заживо сгорели астронавты Вирджил Гриссом, Эдвард Уайт и Роджер Чаффи. В результате работы по пилотируемой программе были задержаны более чем на год. После ряда беспилотных полетов «Аполлон-7» с астронавтами на борту вышел на околоземную орбиту 11 октября 1968 года. Его экипаж в составе Уолтера Ширры, Донна Эйзела и Уолтера Каннингема в течение 11-суточного полета выполнял проверку работы всех систем основного корабля и лунной кабины.

    А советская лунная ракета тем временем все еще продолжала стоять на стартовой площадке. Из-за ряда недоделок, но еще больше - по причине административной волокиты сборка, динамические испытания и примерка Н-1 на стартовом столе продолжались рекордно долгое время - более девяти месяцев. Тем временем из США пришло сообщение, что старт «Аполлона-8» с целью совершения первого в истории пилотируемого облета Луны намечен на 21 декабря 1968 года.

    Не так давно историкам космонавтики стал известен факт, что в ноябре 1968 года в Политбюро ЦК КПСС обратились с письмом члены трех уже подготовленных «лунных» экипажей - Алексей Леонов и Олег Макаров, Валерий Быковский и Николай Рукавишников, Павел Попович и Виталий Севостьянов. В письме они просили руководителей страны разрешить им лететь к Луне в ближайшие дни, чтобы раньше американцев совершить ее пилотируемый облет, невзирая на произошедшие ранее аварии с «Союзами». Космонавты мотивировали свое решение тем, что сам факт присутствия на борту космического корабля человека, который всегда может вмешаться в работу любой системы, заметно повысит надежность техники, и это в итоге обеспечит полный успех «облетного» проекта. К тому моменту на космодроме имелись готовые космические корабли и ракеты-носители, и потому в первых числах декабря 1968 года все «лунные» экипажи прибыли на Байконур и провели здесь больше недели в ожидании команды из Москвы о старте экспедиции к Луне. Однако в итоге никакого распоряжения на этот счет так и не последовало: в Политбюро ЦК КПСС после гибели космонавта Владимира Комарова на «Союзе-1» и Юрия Гагарина в ходе авиационного тренировочного полета решили больше не рисковать.

    Что же касается американских астронавтов Фрэнка Бормана, Джеймса Ловелла и Уильяма Андерса, то они, как известно, 21 декабря 1968 года с мыса Кеннеди успешно стартовали к Луне на «Аполлоне-8». После трехсуточного перелета корабль совершил десять витков вокруг нашего естественного спутника, а 27 декабря успешно вернулся на Землю. Первый этап «лунной гонки» Советским Союзом был проигран. Стало ясно, что теперь все надежды в «битве за Луну» только на успешный полет ракеты Н-1, предстартовая доводка которой была завершена в январе 1969 года.

   

    «Это вам за Гагарина»

   

    Первый старт изделия Н-1 состоялся 21 февраля 1969 года в 12 часов 18 минут. На ракету был установлен автоматический корабль 7К-Л1С (индекс 11Ф92, одна из модификаций «Союза»), на борту которого находилась мощная фотоаппаратура. В случае успешного запуска этот космический корабль должен был выйти на орбиту вокруг Луны, произвести ее фотосъемку и доставить пленки на Землю. Однако после старта на 69-й секунде полета произошло аварийное отключение двигателей и вся конструкция с высоты 14 километров рухнула в заснеженную степь в 50 километрах от стартовой позиции.

    Второе летное испытание ракеты Н-1 состоялось 3 июля 1969 года в 23 часа 18 минут. Но едва ракета оторвалась от стартового стола, как произошел взрыв восьмого двигателя блока А. Едва поднявшаяся над землей ракета стала резко крениться вниз, после чего на 18-й секунде полета рухнула прямо на стартовый стол. От мощнейшего взрыва почти полностью разрушился весь этот комплекс и еще шесть подземных этажей стартового сооружения. При этом на ракете сработала система аварийного спасения, которая унесла спускаемый аппарат с автоматическим кораблем на два километра от места взрыва.

    Две аварии Н-1 в итоге заставили руководство ЦКБЭМ признать, что стратегия отработки ракеты с самого начала была выбрана неправильно. Как уже говорилось выше, такое положение объяснялось в первую очередь финансовыми причинами. Между тем мировая практика ракетостроения показывает, что для обеспечения успешного старта ракеты все конструкции изделия должны быть заранее испытаны на Земле, еще до первого целевого полета. Однако в ходе изготовления Н-1 ее первая ступень (из-за громадных размеров и недостатка средств) в собранном варианте до полета ни разу не испытывалась. Одним словом, после катастрофы 3 июля 1969 года и специалистам-ракетчикам, и руководству страны стало ясно, что Советский Союз проиграл США в пилотируемой «лунной гонке».

    Как известно, космический корабль «Аполлон-11» с астронавтами Нейлом Армстронгом, Эдвином Олдрином и Майклом Коллинзом на борту успешно стартовал 16 июля 1969 года в 16 часов 32 минуты со стартовой площадки N 39 на мысе Кеннеди, и уже 20 июля в 00 часов 44 минуты корабль вышел на орбиту вокруг Луны. В тот же день, в 23 часа 18 минут, кабина с Армстронгом и Олдрином мягко опустилась на лунный грунт в районе Моря Спокойствия, примерно в 400 километрах от того места, где пятью часами ранее потерпела аварию «Луна-15». В 5 часов 56 минут утра 21 июля 1969 года на поверхность Луны впервые ступила нога человека с планеты Земля - к сожалению, не советского гражданина, а американского астронавта Нейла Армстронга. Впоследствии он и Эдвин Олдрин около девяти часов гуляли по Морю Спокойствия, установив здесь государственный флаг США и множество различных приборов и оборудования, после чего стартовали обратно на окололунную орбиту. А 24 июля спускаемый аппарат «Аполлона-11» успешно приводнился в Тихом океане, к юго-западу от Гавайских островов. После этого Америка смогла вздохнуть спокойно: США наконец-то достойно «отомстили» Советскому Союзу за полет Ю.Гагарина в 1961 году. Первая посадка на Луну обошлась американским налогоплательщикам в 19, 3 миллиарда долларов, а каждый следующий полет стоил 2 миллиарда долларов.

   

    «Царь-ракета, которая не летает»

   

    Тем временем испытания Н-1 на космодроме Байконур все-таки продолжались. Третий пуск этой ракеты был осуществлен 27 июня 1971 года в 2 часа 15 минут с уцелевшего стартового комплекса, но и здесь все закончилось разрушением ракеты в воздухе сразу после старта. Последнее летное испытание Н-1 в беспилотном варианте состоялось 23 ноября 1972 года в 9 часов 11 минут. Поначалу полет ракеты проходил без замечаний, но на 90-й секунде на одном из двигателей начался пожар, после чего ракета взорвалась в стратосфере на высоте примерно 50 километров. Следующий, пятый старт Н-1 был запланирован на август 1974 года, но он так и не состоялся, поскольку в мае 1974 года советская лунная программа была закрыта, а все работы по этой тематике прекращены. Две полностью готовые к пускам ракеты тогда же были уничтожены. От Н-1 удалось сохранить только 150 двигателей НК, изготовленных для различных ступеней ракеты.

    О том, как был закрыт наш лунный проект, а также о возможных перспективах дальнейшего совершенствования ракеты Н-1 рассказывает Д.И. Козлов:

    - В мае 1974 года В.П. Глушко, в то время уже назначенный руководителем ЦКБЭМ, своим приказом остановил все работы по подготовке советской лунной экспедиции и по ракете Н-1, хотя на эти цели с 1965 года уже было затрачено свыше 2, 4 миллиарда рублей в ценах того времени. Сделал он это с молчаливого согласия Министерства общего машиностроения СССР (министр С.А. Афанасьев), Академии наук СССР (президент М.В. Келдыш), военно-промышленного комитета (председатель Л.В. Смирнов) и секретаря ЦК КПСС Д.Ф. Устинова. Затем в 1976 году его решение было официально закреплено в постановлении ЦК КПСС и Правительства СССР, которое признало полностью нецелесообразной дальнейшую подготовку пилотируемых полетов к нашему естественному спутнику на ракете Н-1.

    Я прекрасно помню, как после закрытия лунного проекта на «Прогрессе» резали на части топливные баки и прочие конструкции уже готовых лунных ракет, в дальнейшем эти фрагменты различным образом использовались для заводских нужд. Одновременно в ОКБ-276 Н.Д. Кузнецова поступил приказ об уничтожении всех двигателей НК-33, подготовленных к установке на Н-1. Однако Николай Дмитриевич с риском для собственной карьеры этот непродуманный приказ не выполнил и двигатели не уничтожил, а распорядился их припрятать до лучших времен на одном из заводских складов. Сейчас многие помнят, как в середине 90-х годов работники СНТК имени Н.Д. Кузнецова извлекли их из хранилищ, а затем даже продали партию НК-33 в США, где они были использованы на ракетах «Атлас-2АР». Оказалось, что даже через четверть века после выпуска кузнецовские «движки» по-прежнему не имели себе равных в мире по надежности, мощности и ряду других показателей.

    По моему категорическому мнению, работу над Н-1 в 70-х годах все же необходимо было продолжать, несмотря на провал нашей лунной программы, поскольку эта ракета обещала стране немалые перспективы в освоении космического пространства. Ведь при выведении на круговую околоземную орбиту высотой 300 километров в компоновке из трех стартовых блоков Н-1 имела бы грузоподъемность 95 тонн, в компоновке Н-11 - 25 тонн, и в компоновке Н-111 - 5 тонн. При создании необходимых условий для работы проектировщики уже в 70-х годах смогли бы быстро устранить все недостатки в конструкции изделия, после чего производственники запустили бы Н-1 в серию. В итоге Россия сейчас бы имела уникальную ракету, грузоподъемность которой в зависимости от задачи полета можно было бы варьировать в довольно больших пределах. Подобной конструкции нигде в мире ныне не существует.

    Возможно, что в своем трехступенчатом варианте Н-1 и в самом деле больше не пригодилась бы нашей стране, хотя разговоры о необходимости освоения Луны и о создании лунных станций время от времени все же возникают в высоких правящих кругах. А вот «малые» варианты компоновки этого изделия, то есть ракеты Н-11 и Н-111, и сейчас могли бы выводить на орбиту тяжелые спутники, элементы орбитальных станций и небольшие космические аппараты. Как известно, ныне такие пуски осуществляются с помощью ракеты «Протон», которая в наследство от челомеевского ОКБ-52 получила в качестве топлива крайне ядовитые вещества. Как мы все помним, в последние годы у России не раз возникали проблемы с Казахстаном в связи с авариями «Протонов», запускаемых с космодрома «Байконур», которые приводили к загрязнению гептилом больших территорий. Зато в конструкции Н-1, как известно, в качестве топлива использовался обычный керосин, и при ее аварии подобные инциденты были невозможны в принципе.

    ...Несмотря на завесу полной секретности, в течение многих лет окутывавшую лунный проект, в Советском Союзе после серии неудачных испытаний Н-1 родился печальный анекдот, доказывающий, что от нашего народа ничего невозможно скрыть: «В России есть Царь-пушка, которая не стреляет, Царь-колокол, который не звонит, и Царь-ракета, которая не летает».

   

    О проекте «Энергия-Буран»

   

    Провал советской лунной программы самым печальным образом сказался на карьере В.П. Мишина, которого 22 мая 1974 года освободили от должности Главного конструктора ЦКБЭМ. В тот же день было подписано правительственное постановление о преобразовании ЦКБЭМ в НПО «Энергия» и о назначении В.П. Глушко его руководителем и главным конструктором. Как говорилось выше, первое, что сделал Глушко на новом посту, - закрыл лунную программу с участием ненавистной ему ракеты Н-1, издав при этом приказ о ее полном уничтожении.

    Уже в октябре 1974 года он представил в правительство план работы НПО «Энергия» и развития советской космической отрасли в целом на ближайшие годы. В этом документе Глушко изложил собственный план освоения Луны и создания на ней поселений, предложив разработать специально для полетов к ночному светилу новую мощнейшую ракету-носитель, первоначально в документации получившую название «Вулкан». Ее общая концепция, как это теперь очевидно, во многих своих положениях целиком повторяла конструкцию королевской ракеты Н-1, против которой Глушко активно выступал в течение многих лет. В дальнейшем ряд ее положений были реализованы в ракете-носителе «Энергия», топливом для которой, так же, как для Н-1, служил жидкий водород, а окислителем - жидкий кислород.

    Вот мнение Д.И. Козлова по поводу проекта «Энергия-Буран»:

    - Через несколько месяцев после того, как В.П. Глушко получил назначение на должность главного конструктора, возглавляемому им НПО «Энергия» было поручено проектирование новой мощной ракеты-носителя, а заказ на ее изготовление министерство передало на куйбышевский завод «Прогресс». Вскоре после этого у меня с Глушко состоялся долгий и очень трудный разговор о путях дальнейшего развития советской ракетно-космической отрасли, о перспективах работы куйбышевского филиала N 3, а также о комплексе «Энергия-Буран».

    Я тогда ему предлагал вместо этого проекта продолжить работу по ракете Н-1. Глушко же настаивал на создании «с нуля» нового мощного носителя, а Н-1 называл вчерашним днем космонавтики, уже никому больше не нужным. К единому мнению мы с ним тогда так и не пришли. В итоге мы решили, что возглавляемому мною предприятию и НПО «Энергия» больше не по пути, поскольку мы расходимся во взглядах на стратегическую линию развития отечественной космонавтики. Это наше решение нашло понимание на самом верху тогдашнего руководства страны, и уже вскоре филиал N 3 был выведен из подчинения НПО «Энергия» и преобразован в самостоятельное предприятие. С 30 июля 1974 года оно именуется Центральным специализированным конструкторским бюро (ЦСКБ).

    Как известно, проект «Энергия-Буран» в 80-х годах все же был реализован, причем это снова потребовало от страны огромных финансовых затрат. Именно из-за него Министерство общего машиностроения СССР, в структуру которого входило и наше предприятие, было вынуждено неоднократно изымать из бюджетов завода «Прогресс» и ЦСКБ немалую часть ранее выделенных нам средств. Поэтому ряд проектов ЦСКБ по причине недофинансирования тогда не был выполнен в полном объеме, а некоторые из них вообще оказались нереализованными. Ракета «Энергия» в первый раз взлетела с габаритно-весовым грузом на борту (объект «Полюс»), второй раз - с кораблем многоразового использования «Буран». Больше ни одного пуска «Энергии» произведено не было, и в первую очередь по весьма прозаической причине: в настоящее время в космическом пространстве просто нет объектов, для обслуживания которых понадобились бы полеты (кстати, очень дорогостоящие) этой громадной ракеты грузоподъемностью свыше 100 тонн.

    Поэтому я всегда и везде, в том числе и на самом высоком уровне, не раз говорил, что ни ракета «Энергия», ни тем более корабль многоразового использования «Буран» для каких-либо практических целей Советскому Союзу уже не были нужны. Фактически же разработки этих объектов в то время служили лишь цели удовлетворения амбиций тогдашних руководителей страны, которые все еще не желали признавать наше отставание от США в «космической гонке».

    ...В целом же историки отечественной космонавтики ныне считают, что крах советской лунной программы с участием ракеты Н-1 во многом был предопределен не только экономическими трудностями тех лет и расколом в Совете главных конструкторов, но еще и отношением руководства страны к этому проекту. Правительством не была четко просчитана его финансовая сторона, и потому, когда дело дошло до выделения для него необходимых средств, руководители страны схватились за голову и потребовали от конструкторов соблюдать режим экономии. Случилось же это в тот самый момент, когда значительная часть лунного проекта уже была реализована, и потому лидерам государства надо было не экономить, а принимать одно из двух чисто политических решений: либо доводить проект до логического конца, либо резко и четко отказаться от его продолжения. Половинчатость же позиции привела лишь к «сырым» конструкторским решениям и резкому снижению надежности новой космической техники.