В терминологии врачей, занимающихся проблемами подготовки к космическому полету, существует понятие «сенсорный голод». Это состояние человека вызывается отсутствием или недостатком информации от раздражителей, поступающей в мозг из внешней среды. Как показали эксперименты, этот «голод» способен подвергнуть человека ничуть не меньшему испытанию, чем голод из-за отсутствия пищевых припасов.
Георгий раньше читал об американских экспериментах, в которых у людей из-за неподвижности или однообразия движений и поступающей информации начинался нервный психоз, появлялись галлюцинации, психические расстройства, терялось чувство времени. Испытуемые, участвовавшие в таком эксперименте, как правило, просили прекратить его досрочно. По-иному подошли к этому вопросу советские ученые. Они предложили испытуемым ритм жизни, приближенный к реальному космическому полету, когда человек, находясь один в замкнутом пространстве корабля, выполняет все присущие для сложившейся ситуации операции и действия. Важно, чтобы в непривычных условиях тишины и одиночества космонавт верил в необходимость того, что делает.
Ребята, ранее побывавшие в сурдокамере, делились с Георгием впечатлениями. Каждый человек реагировал по-своему. У одних неожиданно прорезался талант к рисованию, другие пробовали свой голос, чего никогда до «сурды», как окрестили сурдокамеру, не делали, третьи стали писать неплохие стихи, четвертые осваивали технику письма левой рукой. Но все это — в часы досуга. В остальное время они активно действовали, выполняя задания по программе.
Незадолго до посадки в сурдокамеру Добровольский заглянул в пультовую лабораторию, где инженеры и врачи подготавливали аппаратуру к работе. Он с любопытством осматривал новшества радио и электроники для проверки психофизического состояния испытуемых. Настроение у него было очень хорошее, и он шутил:
— Всю эту технику хотите направить против одного, и к тому же замурованного в тишине человека?! А скажите, доктор, вот я отсижу в этой камере и уже тогда полечу?
Врач засмущался. Добровольский прекрасно понимал, включение его в состав экипажа — не во власти врача, к которому он обратился.
И вот Георгий на пороге сурдокамеры. Последнее шутливое прощание с инженерами и техниками, обслуживающими эксперимент, напутствие врача-психолога, руководителя работ.
— Девушки, не забудьте традицию: я очень люблю цветы, — шутит Добровольский, обращаясь к лаборанткам.
Действительно, уже стало традицией — выходящего из эксперимента космонавта, как после полета, встречать с цветами.
Щелкнули замки двери, прочно отгородившей Георгия от окружающего мира. Он с некоторым любопытством осматривал свое новое местожительство. Здесь предстояло провести десять дней.
«Вот на гауптвахте я, кажется, не сидел. А «губа» подходящая!» — подумал Георгий.
В этом несколько вытянутом, прижатом с потолка помещении, напоминавшем барокамеру, в которой ему уже приходилось сидеть, были довольно комфортабельные условия, и оно совсем не напоминало камеру гауптвахты, а скорее — кабину большого транспортного самолета типа «Антей». Множество приборов, сигнальных лампочек, тумблеров и кнопок находилось на пульте, возле которого стояло удобное кресло. Взгляд Добровольского скользнул по приборам. Пока их стрелки спокойно застыли на нулевых отметках, но скоро приборы и лампочки оживут. Они будут единственными и беспристрастными свидетелями того, какую человек, ступивший сюда, проявит смекалку, быстроту реакции, выдержку, понимание. Проверяется его память, его чувствительность, его восприятие окружающей обстановки. А пока Георгий продолжал осматривать камеру.
Справа от входа, в углу, — холодильник. В нем хранится запас пищи на все десять суток. Недалеко от холодильника санузел. Во всю ширину камеры топчан, покрытый толстым поролоном. Но простора так мало, что все разом умещается в поле зрения. Рядом со столом удобное мягкое кресло с откидывающейся спинкой. Кресло из серии тех, что устанавливаются в салонах пассажирских самолетов. Справа, внизу у столика, смонтирована трехстепенная ручка управления для выполнения ряда операций, запланированных программой эксперимента. Слева от ручки закреплен телеграфный ключ. Георгий отстучал имя дочери — Марина — и задумался: как мир полон условностей! Такое родное имя можно, оказывается, превратить в точки и тире. Глаза почему-то время от времени останавливаются на вмонтированных в стену видеоокнах. Эти телеглаза уже начали следить за Георгием. Ему даже показалось, что где-то в глубине за телеобъективами — смеющиеся глаза лаборанток Лиды и Нины.
Георгий уселся в кресло. Время выполнять тесты по программе эксперимента подошло. Он разложил на столике принесенные с собой вещи: справочник по астрономии и математике, стопку белой бумаги, бортжурнал, карандаш и кусок дерева. Теперь можно и поразмышлять на досуге:
— Ну вот, товарищ Добровольский, мы и остались с тобой один на один. Про камеру эту мы с тобой наслышаны. Теперь предстоит все проверить на себе. Оказывается, для того, чтобы полететь в космос, нужно пройти и через это «чистилище». Надо — так надо. Может быть, действительно, в длительном полете придется встретиться с подобной ситуацией. Итак, начнем с бортжурнала.
Георгий от начала до конца пролистал жесткие странички, нумеруя их: во всем должен быть порядок. Сделал первую запись: «26 февраля 1964 года. Среда.
В 13 часов закрыли дверь сурдокамеры. Товарищи «со слезой во взоре» попрощались и пожелали доброго пути. Осмотрелся. Начал готовить для себя записи. В 13.50 закончил накладывать датчики».
По условиям эксперимента с каждого испытуемого в начале работы снимался фон функционирования различных жизненно важных органов: сердца, легких, мозга. На энцефалограф записывается частота пульса, дыхания, биотоков мозга с тем, чтобы в процессе эксперимента и после его завершения можно было сравнить, как влияют на человека одиночество и тишина, и таким образом определить психическую устойчивость человека к факторам, которые вполне реальны в космическом полете. Накладка датчиков требует от испытуемого определенных навыков и усердия. В случае неправильной накладки датчиков в сурдокамере мгновенно зажигалась лампочка. Приходилось проверять.
Добровольский взял программу эксперимента. Ему достался перевернутый график работы. А это означало, что нужно перестраивать свой организм на новый ритм жизни, когда день превращен в ночь и наоборот. Вот как он сам записал об этом в бортжурнале.
«Проспал всю «ночь», на мой взгляд, вполне прилично. Во всяком случае, выжал не менее 6 часов чистого сна. Чувствую себя отдохнувшим и вполне способным для работы на свой «перевернутый» день.
В свободное время (а его оказалось мало) занимаюсь изучением обозначений, работал с куском дерева, проводил уборку».
Георгий очень строго старался придерживаться запланированного в программе распорядка дня. Чтобы не доставлять лишних хлопот экспериментаторам, он тщательно продумывал, как лучше выполнить тот или иной тест. Справочник по астрономии и математике неожиданно оказался хорошим подспорьем в проверке волевых качеств. Сначала с некоторым усилием он заставлял себя решать астронавигационные задачи, затем стал сам их составлять. Процесс творчества с применением точных математических выкладок увлек Георгия. Здесь, в сурдокамере, сломалось его представление о математике как о науке сухой и скучной, которой он раньше занимался лишь постольку, поскольку без нее не существует космонавтики. Анализируя математические формулы, выводы, он просто восторгался их стройностью и логичностью.
Завершилась комплексная тренировка
Ритм работы, предусмотренный программой, был очень напряженным. И тем приятнее было в свободное время отключиться от всего серьезного, обязательного и расслабиться.
Как он это делал, Георгий описал в бортжурнале.
«В личное время занимаюсь уборкой, тренажем в передаче телеграфных сигналов, решением астрономических задач. Пытался из проволочек и кусочка дерева смастерить игрушку-космонавта, но получился… Мойдодыр. Мойдодыр, так Мойдодыр (а может быть, это только воображение). Во всяком случае, занимался эти два дня. Вчера, когда снимали физиологические параметры, благодаря этому занятию отвлекся от сна. На мой взгляд, нужно рекомендовать какую-нибудь работу руками, особенно в начальное время перевернутого графика (это, пожалуй, подойдет и для дробного графика)».
Работая в сурдокамере, Добровольский не мог спокойно относиться к недостаткам, замеченным им в организации эксперимента. Творчески осмыслив их, он записывал и сообщал по радио свои рекомендации по нормированию физической нагрузки и последовательности ее применения, по обеспечению испытателя тем минимумом необходимых бытовых средств, который должен быть с ним в космическом полете. Вот как это отразилось в бортжурнале:
«1 марта — воскресенье.
Прежде всего — трижды «ура!» первому дню весны. Больше всего люблю весну и лето (я, как тот дореволюционный цыган, три зимы отдаю за одно лето!!!).
Ежедневно вспоминаю немецкий язык. Очень многое забыл. Плохо с произношением. Для этого все, что приходит на память, высказываю вслух. Вот где благодать: ори хоть до седьмого пота на любом языке, никто тебе не помешает! Плохо вспоминать по памяти, если бы разрешили книгу, дело пошло бы куда веселей».
К слову сказать, вскоре после выхода из сурдокамеры Георгий очень серьезно взялся за учебники немецкого языка. И как-то решил проделать психологический эксперимент: подошел в электричке к преподавателю иностранного языка из Краснознаменной Военно-воздушной академии и заговорил с ним по-немецки. Разговор получился. А потом Георгий спросил, сможет ли он сдать экзамен по иностранному языку. Преподаватель не сомневался в успехе. Через несколько дней Добровольский действительно сдал кандидатский экзамен на «отлично»…
«4 марта. Сегодня выполняю указание, полученное до посадки в сурдокамеру: ложиться спать во всей датчиковой амуниции. В воздухе уже запахло концом эксперимента, и никаких там иллюзий, обострения слуха и «прочих разных шведов» так и не появилось. Впрочем, в этом не только я, но и все окружающие и помогающие нам в эксперименте люди, пожалуй, не сомневаются.
Труднее пришлось дежурным сменам, которые не жили по «перевернутому» графику (разве там так поживешь!), а жили нормальным трудовым днем и вместе с тем наблюдали и ночью за мной. Спасибо вам, дорогие друзья, за заботу и внимание!
День за днем проходит размеренно и спокойно. Я даже с уверенностью не могу сказать предельную цифру возможного периода нахождения в сурдокамере. Взгляд же у меня на такие вещи чисто солдатский: сколько нужно будет, с кем-то или одному, столько и буду находиться!
6 марта. Сегодня день рождения Вали Терешковой. Напомнил об этом и просил одновременно поздравить от моего имени…»
За весь цикл работы в сурдокамере Добровольский не имел обратной связи, то есть не знал, правильно ли он выполняет программные управления, психологические тесты. Вся его работа уходила в пустоту, без отдачи. И у него ни разу не зашевелился червячок сомнения. Об этом очень точно сказал летчик-космонавт СССР Евгений Хрунов:
«…Для людей, которые готовят космонавтов и формируют экипажи, не безразлично, как поведет себя человек, если окажется один. Здесь становится видно, кто может принимать самостоятельные решения, а кто, увы, нет. Бывает, что человек все сделает совершенно правильно, но ему обязательно нужно подтверждение, что это так. Если такой «обратной связи» нет, то он сбивается и начинает ошибаться. Другой же не нуждается в такой «подсказке». Это, наверное, и есть будущий командир космического корабля».
Последняя запись, сделанная Добровольским в бортжурнале:
«Пишу этот листок уже на свободе. В 8 часов совершенно неожиданно вдруг прогрохотало радио, и меня… поздравили с окончанием опыта. Женщины и на этот раз доказали, что они — пол гораздо сильнее мужского. Совершенно неощутимо для мужчин они смогли решительно пойти на слом моего «перевернутого графика» и доказать, что не только у меня все идет нормально, но и то, что дважды два все же «восемь», и эта цифра для них в марте знаменательная.
По графику я должен был сидеть еще одни сутки, но тогда бы очень много персонала и особенно женщины были бы заняты еще и 8 марта…»
Итак, позади перегрузки на центрифуге, проверки на вестибулярную устойчивость, одиночество. Осталось испробовать состояние невесомости и ударные перегрузки посадки. С невесомостью Георгий много раз встречался во время полетов на истребителе при выполнении фигур высшего пилотажа. Но там она почти не ощутима, потому что сидишь, притянутый привязной системой к креслу самолета. При прыжках с трамплина в воду и во время тренировок на батуте невесомость слишком мгновенна, чтобы ее прочувствовать.
В Центре подготовки космонавтов для ознакомления с невесомостью и отработки некоторых действий в ней приспособлен специальный самолет-лаборатория.
В его пассажирском салоне мягкими поролоновыми матрасами обклеены потолок, стены, пол. В общем, не ушибешься, даже если и захочешь. Это и есть «бассейн невесомости». В таком бассейне Добровольскому купаться еще не приходилось.
И вот серебристый ТУ-104 берет разгон и стремительно бежит по взлетной полосе. Мелькают квадраты бетонки. С одной стороны — самолеты, ангары, специальные аэродромные машины, с другой — елки и березы лесного массива.
Набрали высоту. Вышли в РИП — район испытательных полетов. Инструктор дал команду, чтобы космонавты приготовились к началу тренировки. Командир ТУ-104 разогнал самолет. Горка. Вот она — невесомость. Она прихлынула неожиданно. Потеряли вдруг вес руки, ноги, не чувствуется тело. Чуть оттолкнувшись от пола, сразу взлетаешь к потолку и прилипаешь к нему. Усилия одного указательного пальца достаточно, чтобы от одного борта долететь до другого. Можно делать кульбиты, перевороты. Невольно тебя одолевает ребяческое чувство неописуемого восторга от того, что тело так послушно малейшим твоим движениям и усилиям.
Но вот горка кончилась, и на смену невесомости пришла перегрузка, которая повисшего под потолком Георгия настолько чувствительно приложила к полу, что на поролоне остался отпечаток его тела. Снова разгон и снова горка. Но восторги в сторону — теперь за дело! Нужно освоить в невесомости умение работать с приборами, пить, одевать и снимать костюмы и многое другое.
Тренировки продолжаются. В каждом новом полете Добровольский все больше сживается с невесомостью. Она постепенно становится обычным состоянием, в котором придется, и может быть долго, работать. Но пока это только мечта и пройдут еще годы до ее свершения. Нужно учиться, тренироваться, готовить себя к тому, чтобы при первой необходимости он мог лететь.
