ПРОЕКТ «КОСМОС — ДЕТЯМ»

Юрий КАРАШ:

БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ!

Встреча эта интересна не только тем, что была посвящена проблеме, мало кого оставившей в нашей стране равнодушным, и тем, что в ней приняли участие такие корифеи журналистики, как В.С. Губарев, Я.К. Голованов, А.В. Покровский, А.А. Тарасов, а также такие признанные авторитеты космонавтики, как руководитель одного из отделов НПО «Энергия», доктор технических наук, лауреат Государственной премии СССР Л. А. Горшков и летчик-космонавт СССР, Герой Советского Союза В. А. Соловьев. В этом «круглом столе» как в капле воды отразилось отношение в нашем обществе к таким понятиям, как национальный престиж, приоритет, верность слову, прибыльность, самоокупаемость и т.д. Впрочем, лучше всего об этом судить на основании слов самих участников встречи.

Л.А. Горшков: Можно искать конкретных виновников, почему так произошло, но с моей точки зрения, полет советского журналиста в космос сейчас — это глухой номер. У нас единственный полет мог бы быть в июле, дальше все продано по контрактам. Подготовить космонавта за полгода — это практически невозможно. А пустить журналиста как пассажира — этого просто нельзя делать. Знаете, сколько у нас было неприятностей? Техника сложная и иногда случается — отказывает. Поэтому наши предложения — давайте подготовим как-нибудь журналиста, — они, конечно, не проходят. Это слишком ответственное дело. Я понимаю, за то время, как появилась идея, может быть, и можно было что-то сделать. Но сейчас...
В.С. Губарев: Первый вопрос: почему это прозвучало только 27 января, когда еще за неделю до этого генеральный конструктор НПО «Энергия» Семенов просил выдать 2-3 человек для подготовки на первом этапе до 1 февраля 1990 года? И второй: это ваше личное мнение или мнение фирмы?
Л.А. Горшков: Ну, прежде всего я высказываю свою личную точку зрения. Мнение фирмы нужно спрашивать у руководителей. Но я, как представляющий данную технику, совершенно твердо в этом уверен.
В.С. Губарев: Тогда объясните мне, каким образом и за какое время был подготовлен афганский космонавт?
В.А. Соловьев: Товарищи, о чем разговор? Леонид Алексеевич совершенно справедливо говорит. Отказ может случиться элементарно. У команды не хватает времени, чтобы все контролировать. Афганец был подготовлен плохо. По ряду политических причин его запустили. А так в принципе все три космонавта должны выполнять функции, связанные с пилотированием корабля.
В.С. Губарев: Вы хотите сказать, что на протяжении всего этого времени все три человека, летавшие на наших космических кораблях, были одинаково подготовлены к полету?
Л.А. Горшков: Отнюдь. Мы не хотим так сказать. У нас были подготовленные плохо. Были. Были опытные люди, которые делали грубейшие ошибки. Всякое случалось. Знаете, есть истина в том, когда говорят, что мы ходим по краю. Но послать неподготовленного в космос — это неправильно.
В.С. Губарев: Но руководитель страны сказал, что советский журналист полетит раньше японского, что не встретило никаких возражений со стороны космических ведомств, хотя мы и планировали такой полет не раньше 1991. года и сделано это заявление было в середине октября 1989-го. А в военно-промышленной комиссии (ВПК) первый раз разговор об этом состоялся в конце августа. Значит, все, что зависело от журналистов, от Космической комиссии, от заинтересованных организаций, — все было сделано. И в этом случае я попрошу напрямую назвать виновных, кто не обеспечил решение ВПК и Генерального секретаря, и как это тогда расценивать?
Значит, все, что ни происходит в этой стране, — не больше чем простые слова. Значит, вполне достаточно выждать 2-3 месяца, а после предложить — давайте пошлем в космос Виталия Севастьянова как первого журналиста. К идее командировки советского журналиста на орбиту, судя по всему, относятся как к игре в бирюльки с людьми, с общественным мнением, с престижем страны. Кому же нужны эти игры? Министр общего машиностроения СССР, секретарь ЦК, отвечающий за оборону, Бакланов, заместитель Председателя Совета Министров СССР Белоусов, наконец, Генеральный секретарь ЦК КПСС — вот кого вы сейчас ставите в неловкое положение. Знаете, это прекрасно, когда любой проект переживает драматические моменты. Я хочу, чтобы все совершенно ясно поняли, для меня с самого начала этот проект был гораздо шире, чем посылка одного человека, имеющего членский билет Союза журналистов, в космос. На мой взгляд, та работа, которую мы ведем и будем вести, невзирая ни на что, показывает очень многое, а именно — что происходит в мини-объеме в нашем обществе. Это необычайно важно и ценно. Ибо мы говорим: готовим профессионалов, и тут же готовы брать за 10 миллионов и посылать японца — нет проблем. И никто не интересуется его подготовкой. Нет проблем и с тем, чтобы взять английскую кондитершу, то есть за твердо конвертируемую валюту мы спокойно можем все что угодно подготовить и сделать.
Впрочем, суть даже не в этом, суть в другом. Когда это имеет отношение к японцам или англичанам — в этом огромная заинтересованность. Что же касается соотечественников — наши руководители ничуть не интересуются теми проблемами, которые волнуют нас всех. Они оказываются удивительно равнодушными, спокойными и в один прекрасный день просто говорят нам: «Ребята, все, поезд ушел». Вот это очень опасно. Опасно, когда есть какие-то распоряжения в государстве и их можно вот так не выполнить. Это говорит не только о каких-то политических вещах, хотя здесь можно дать четкую политическую оценку, если вы хотите. Я считаю, что это явный подрыв наших основных принципов. Могу дать и нравственную оценку. Все, что делается сейчас вокруг нашего проекта со стороны космонавтов, которые, честно говоря, должны быть признательны общественному мнению, журналистам, прессе хотя бы за то, что их знают, за то, что о них много лет врали, за то, что их поддерживали и продолжают поддерживать; причем делают это совершенно бескорыстно, — все это абсолютно безнравственно. Разумеется, я имею в виду не всех, а тех, кто непосредственно отвечает за это дело. В данном случае наши ведомства, подчеркиваю, делают большую ошибку, потому что лишаются сторонников, которые на протяжении многих лет оказывали им всяческое содействие. Думаю, и у промышленности, и у наших космонавтов на нынешнем этапе есть достаточно оснований приложить все усилия для того, чтобы подготовить к полету советского журналиста. Я им не завидую, если они этого, не сделают. Ибо тогда мы будем проводить подобные встречи под лозунгом: «Почему первый советский журналист не полетел в космос?»
В.А. Соловьев: Скажите, а где глубокое убеждение, что все эти творческие и технические программы полета журналиста действительно окупятся? Все эти книги, телемарафоны...
Я.К. Голованов: Думаю, что вопрос поставлен Владимиром Алексеевичем не вполне корректно. Главная цена полета состоит в том, чтобы вернуть престиж космонавтике. Наши дети, кстати говоря, в отличие от американских перестали играть в космонавтов, а это железный показатель. Раньше они играли в папанинцев, летчиков, танкистов и космонавтов. У нас в МГТУ имени Баумана конкурс в пять раз меньше, чем в историко-архивный институт. Лучшие молодые мозги нации в технику сейчас не идут. Так вот, если говорить о том, как это окупится материально, то это не окупится. Но что идеологически и политически данный полет оправдает себя сторицей — тут сомнений быть не может хотя бы потому, что мы развернем общественное мнение за космонавтику.
В.С. Губарев: Я сказал, что принимаю в этом участие при одном условии — ни о каких деньгах речи не будет идти. Более того, ни Главкосмосу, ни НПО «Энергия», ни Минобщемашу мы не платим ни копейки. Потому что все это было бы безнравственно. Потому что все, что происходит в Советском Союзе и в частности в космонавтике, — это все, простите меня, на наши деньги. С моральной точки зрения мы уже осуществили этот полет. Мы всколыхнули огромное количество людей. Я никогда не получал столько писем в редакцию, как за это время.
Кстати, нам уже не шлют никаких ругательных или критических писем в связи с нашим проектом, а это, как вы понимаете, показатель.
В.А. Соловьев: Мне кажется, тут не учитывается еще один очень важный момент. Я считаю, что за 5-6 месяцев, оставшихся до июля, журналист, который полетит в космос, реализма предполетной подготовки не почувствует. Не полетает на самолетах на невесомость, не попрыгает с парашютом. Мы достаточно многих журналистов не знаем вообще. Есть люди, с которыми мы сидели в тренажерах в Звездном в 11-12 ночи, и люди, которых мы искали с военным нарядом по Ленинску... Хотелось бы, чтобы для успеха этой акции журналист действительно прошел через всю так называемую «школу молодого бойца». Вот отбирают молодого космонавта и затем достаточно долго — два года — муштруют в Звездном. У меня нет глубокого убеждения, что без такой школы все, что скажет или напишет «космический журналист», будет иметь мощное позитивное воздействие.
В.С. Губарев: Володя, мы принимаем твое предложение. Есть такой вариант на 1992 год. Американцы обратились к нам с просьбой пустить американского журналиста или писателя на комплексе «Мир», а советского на «Шаттле» — в 1992-м. Мы успеем за это время подготовиться. Что же касается июля, мы учитываем ваше мнение, что очень трудно успеть подготовить «космического журналиста», но считаю, что свои ошибки должны исправлять те люди, которые их совершили. Кстати, почему вы говорите, что после июля у нас все заставлено?
Л.А. Горшков: У нас полугодовые экспедиции. Полгода — это как раз ресурс корабля, и уменьшать срок полета — тратить лишние миллионы. При пересменках мы по контракту возим заграничные экипажи. Конечно, мы не окупаем наши расходы, но считаем: что-то принести в копилку в валюте в общем-то наша обязанность. И честно говоря, мы как ведомство не заинтересованы в полете советского журналиста в июле. У нас очень большая программа, за которую мы должны все время отчитываться. А возвратить что-либо с орбиты мы можем только в двухместном корабле. Кстати, в случае с японцами, австрийцами мы почти ничего не спустим.
А.В. Покровский: Честно говоря, я несколько удивлен выступлением Леонида Алексеевича. Думаю, что за месяцы подготовки журналиста к полету финансовая, социальная, экономическая значимость этой акции стала абсолютно ясна. И то, что сейчас разговор нужно повторять, дескать, зачем нужен этот полет... меня это поражает. То ли люди газет не читают, то ли что еще. Леонид Алексеевич, вот я для себя секретарей союзных республик, обкомов, директоров заводов делю очень просто. Если человек заинтересован в том, чтобы у него на предприятии, в министерстве, в обкоме побывал квалифицированный журналист, хорошо ли, плохо, но написал о нем, он — умный человек, умный руководитель. Он знает, что, если он с журналистом будет иметь дело, если он все ему покажет, журналист ему поможет. Неумный человек не пускает. Мы и таких знаем. Почему вы упираетесь, не могу понять. Вы меня, когда начали говорить о том, что полгода на подготовку мало, почти убедили, но когда вдруг сказали, что есть и неохота ваших фирм, то я понимаю, что и за шесть лет космонавта-журналиста не подготовить. Вот эта позиция, честно говоря, меня изумляет. Как же непонятно, что такой полет дал бы огромные козыри всей космонавтике, а советской в первую очередь?
В.А. Соловьев: Когда я был кандидатом в народные депутаты СССР, я неоднократно встречался с избирателями и, в частности, интересовался их мнением относительно полета журналиста. Простые люди говорят в один голос: «Надо продавать, надо продавать. Вы посмотрите, какая у нас тут школа, а мы на какую-нибудь там валюту поставим персональный учебный класс?»
А.А. Тарасов: Нефть продаем, лес продаем, сало. Значит ли это, что все, что мы имеем, нужно продавать? Володя, я тогда Задам тебе такой вопрос: как ты вообще относишься к полетам космонавтов? Тоже плохо? И не журналист здесь будет главным виновником того, что вызывает раздражение в обществе. Тратятся сумасшедшие деньги и невозможно определить, на что они идут.
В.С. Губарев: Конечно, благодаря полету журналиста в космос колбасы больше на прилавках не появится. Это произойдет лишь при одном условии, если
есть интеллект у нации. Не станем мы богатыми ни на лесе, ни на нефти. Мы уже прозевали в 1967 году одну научно-техническую революцию и фактически превратились в развивающуюся страну. Если мы таким же образом пропустим НТР в ближайшие 2-3 года, мы станем слаборазвитым государством. Единственный способ избежать этого — бороться за интеллект нации. Полет журналиста — это не просто полет Иванова, Петрова или Сидорова. Пройдет 50 лет, и будут говорить — первый искусственный спутник Земли был советским, первый космонавт — Юрий Гагарин, первый в открытом космосе — Алексей Леонов и первый журналист в космосе тоже был советским. Вот, если уж на то пошло, цена всему этому.
Сейчас не время искать виновников того, что на подготовку советского космического репортера осталось столь мало времени. Нужно просто вспомнить, что советские космические ведомства и пресса всегда шли рука об руку, и приложить максимум усилий к тому, чтобы вместе выйти из непростой ситуации. Ибо альтернативой этому может стать то, о чем с горечью сказал А. Тарасов, обращаясь к В. Соловьеву: «Володя, помяни мое слово, этим путем мы придем к тому, что на наших кораблях вообще станут летать чужие. Вот с таких, казалось бы на первый взгляд, мелочей и начинается путь отступлений и продаж. Когда тебя снимут с места руководителя полетов и скажут: пусть за деньги руководит, ну, предположим, мистер Гопкинс он нам за это миллионы платит, — ты воскликнешь: «Ребята, да вы в своем уме?» — и вспомнишь вот этот разговор, как мы по щепке начинали все продавать. Вот куда может привести путь, на который мы становимся!»
Несмотря на всю остроту этого откровенного разговора, мы остаемся друзьями: космонавты, чернорабочие Вселенной, и журналисты, летописцы их непрерывного и тяжкого труда, требующего столько сил, знаний, терпения и здоровья. Испытать на себе и рассказать еще глубже, еще убедительнее — это цель, которая не может порвать нашу дружбу. Сколько ни слушаешь, ни смотришь, ни читаешь — космодром, с которого ты еще не стартовал, остается тебе неизвестным. Мы же верим в то, что узнаем его до конца.
Все ли аргументы в этом споре исчерпаны? Наверное, нет. Само время расставит акценты на том, почему с такой легкостью наш отечественный Главкосмос лишает свою страну первого в истории мировой космонавтики журналистского полета с его огромным гуманитарным значением. Почему продан по существу за бесценок приоритет, несущий бесспорный моральный и социальный выигрыш. И уж об экономике можно было бы сообща позаботиться, если всерьез заботиться о стране.
Названа дата старта японских журналистов Риоко Кикути или Тоёхиро Акиямы. Это должно произойти 2 декабря нынешнего, 1990 года с советского космодрома Байконур на советском корабле «Союз-ТМ». Обнародование графика полета произошло в Токио, в праздничной обстановке, под десятками теле— и фотообъективов, с участием советских космонавтов. Дата советского полета пока неизвестна. Но еще не поставлены точки над «и».

Далее...